27.Фев.2024«Дело Харченко»: правда ли, что у доказательственного «колосса» – глиняные ноги?
27.Фев.2024
Приговор по скандальному делу в Амурской области вынесен, да вопросов от этого меньше не стало
Признали виновным, дали срок. Но…
31 января 2024 года в Октябрьском районном суде Амурской области состоялось оглашение приговора Александру Харченко. Статус подсудимого для него сменился статусом осуждённого. Вроде бы, всё ясно, но, как говорится, «осадочек-то остался». И вызвано такое состояние души тем, как проходил этот судебный процесс. Или даже судилище…
В самом деле, Александр Харченко признан виновным в пособничестве в хищении нефтепродуктов, ему назначено наказание в виде лишения свободы на 3 года с отбыванием в колонии общего режима, а заодно суд удовлетворил гражданский иск потерпевших на всю сумму, о которой эти самые потерпевшие заявляли. Однако суд (будем его называть судом первой инстанции, поскольку сторона защиты намерена добиваться пересмотра судебного акта в более высокой – апелляционной – инстанции) оставил немало поводов усомниться в справедливости, да и законности приговора. И об этом можно говорить постольку, поскольку суд первой инстанции начисто проигнорировал доводы стороны защиты, предоставляемые ею как в ходе судебного следствия, так и в ходе прений сторон.
Три «кита» стороны защиты
Позиции стороны защиты основывались на трёх ключевых положениях. Первое состояло в том, что сторона обвинения не доказала фактическое количество топлива, которое было доставлено на нефтебазу.
Все работники нефтебазы единодушны во мнении и утверждали, что топливо в вагонах всегда приходило с недостачами. Где-то не хватало 100 литров, где-то – 200, случалось, что не доставало и до 1500 литров – по сравнению с тем объёмом, который фиксировался в документах. И даже такой разрыв (было даже такое, как минимум, однажды) составлял 3000 литров. Но и это – не всё. Порой топливо приходило с водой: смесью содержимое цистерн, конечно, не назовёшь: в силу разной плотности жидкостей горючее оказывалось верхним слоем, а нижним – вода. Или со льдом – в зимний период. В итоге, не было ни единого вагона-цистерны, в котором бы не оказывалось недостачи груза в том или ином объёме: всегда хоть чего-то, да не хватало. Таковы суровые реалии жизни. Но их решительно не принимало в расчёт ООО «БЕНЗО», осуществляя фиксацию и учёт исключительно по документам: написан некий объём – такой и учитывало, игнорируя факты недостач, больших и малых.
Представим себе следующую картину. На нефтебазу поступает вагон с обозначенной ёмкостью в 60 тысяч литров, а в него не долили 500 литров топлива. Это – по факту, тогда как в документах ООО «БЕНЗО» фиксировался объём именно в 60 тысяч литров. Это означало, что именно эти номинальные 60 тысяч литров и должны быть выданы хранителями. Как говорится, кровь из носу.
Что это значит? А то, что с самых первых дней функционирования нефтебазы, да и за период работы непосредственно с ООО «БЕНЗО» (с 2016 года) проходило огромное количество вагонов. Но кто-нибудь как-то учитывал, сколько реально топлива на нефтебазу за всё это время поступило и сколько реально держателю нефтебазы надлежало выдать заказчику услуг с хранения? Так сказать, свести «дебет» с «кредитом»?.. Вот, и появился повод у следствия – заявить (и закрепить в материалах уголовного дела, а как же иначе-то?), что-де недостающее топливо «продано третьим лицам». Кстати, суд, отметая доводы защиты о недостачах в вагонах, указал на их незначительность. Но тут сразу возникают вопросы к суду. Первый вопрос — а с чего суд решил, что недостачи были незначительные, если их никто не считал? Вопрос второй: а разве сторона обвинения не обязана представить обоснованные доказательства ТОЧНОГО размера похищенного, вплоть до килограмма? Ведь Александру Харченко вменяется конкретное количество похищенного топлива, и гражданский иск точно до копейки посчитан. По логике суда, миллионом больше, миллионом меньше – какая разница? Ну это же логический и процессуальный абсурд.
Второе обстоятельство, на котором акцентировала внимание сторона защиты Александра Харченко, заключается в том, что ни предварительное следствие, ни суд так и не подсчитали стоимость ущерба. Сами не подсчитали, а (чуть ли не по-детски наивно) доверились тем данным, которые «любезно» предоставили… потерпевшие, подкрепив свои утверждения подготовленными по такому случаю справками. Задумайтесь – справками! Это вообще нонсенс – считать размер ущерба по справкам потерпевших, тем более, когда речь идёт о сотнях миллионов рублей. Следователь же, ничтоже сумняшеся, вопрошал потерпевших: «Вам не выдано столько-то литров топлива? Напишите-ка, сколько они стоят». И те весьма охотно выдавали такие справки: то-то стоит столько-то, а это – столько; соответственно, ущерб составляет такую-то сумму.
Если вдуматься, то нелепее доказательства не придумаешь: принимать за чистую монету всё то, что утверждали именно потерпевшие. Ведь они готовы были любую цифру написать, любую сумму назвать. Какая тут объективность? Уместно вспомнить, какую позицию по данному вопросу занял Пленум Верховного суда РФ: он прямо указывал на то, что при определении стоимости ущерба нужно указывать суммы на дату хищения, а не абы какие. А (исходя из материалов уголовного дела) эти даты приходились на период с 2016 по 2018 год. Не 5 дней, не 5 недель и даже не 5 месяцев, а куда как более продолжительное время. И никто же не считал суммы ущерба при каждом приходе состава с горючим.
Сторона защиты Александра Харченко просила суд о проведении экспертизы фактического количества топлива, поступившего на нефтебазу – с учётом недостач, и рыночной стоимости топлива на дату совершения преступления. Что в ответ? Отказ суда.
Эти два приведённых выше довода были начисто проигнорированы судом. А по поводу размера ущерба, то тут суд, уж простите, «вычудил». В приговоре отразил: мол, вопреки доводам стороны защиты, размер ущерба оценивается на основе предоставленных потерпевшими справок, а также решений арбитражных судов и судебно-бухгалтерской экспертизы. И это можно рассматривать как прямой подлог, поскольку ни в решениях арбитражных судов по двум делам (споры были с ООО «БЕНЗО» и ООО «БЕНЗО-ТРАНЗИТ»), ни в материалах судебно-бухгалтерской экспертизы стоимость не выданного с хранения топлива не определена. Никак и нигде.
Сказанное указывает на то, что суд фактически устранился от выяснения двух самых главных моментов, которые нуждаются в установлении по уголовному делу: это – факт события преступления (сколько же топлива всё-таки было похищено?) и размер ущерба.
Кстати, ещё относительно размера ущерба. Суд первой инстанции удовлетворил и гражданский иск потерпевших к Харченко А.Н. в ПОЛНОМ ОБЪЁМЕ, т.е. на все 289 млн рублей. При этом в деле нет ни единого доказательства того, что Харченко Александр оказал Харченко Марии содействий в сбыте всего объёма топлива.
Задумайтесь вот над чем. Марии Харченко вменяется растрата на 289 млн рублей – т.е. это то топливо, которая она якобы не выдала с хранения группе компаний «Бензо». Александр Харченко признан виновным в пособничестве в растрате, т.е. якобы он оказал содействие в реализации топлива третьим лицам. При этом сторона обвинения смогла представить суду доказательства того, что Харченко Александр организовал сбыт части (незначительной от общего объёма похищенного) топлива в Селемджинском районе. Так почему же в отношении него удовлетворен иск потерпевших в полном объёме? Где доказательства пособничества в сбыте ВСЕГО топлива?
Третий ключевой момент в позиции стороны защиты – это ссылка на недопустимость ряда доказательств. Так, в некоторых следственных действиях не участвовали понятые (хотя их участие является обязательным, причём двух – по нормам УПК РФ, фактически же подчас участвовал кто-то один). В ряде случаев имела место замена понятых в ходе следственного действия; при этом новым понятым не разъяснялись их права и обязанности. Были случаи, когда на какой-то материальный носитель копировались документы в ходе обыска, а что это был за носитель, да и сколько этих носителей вообще было (всё это в протоколах почему-то не указано). А когда первоначально упоминаемый материальный носитель всё-таки появился, то на нём «вдруг» обнаруживалась информация, внесённая позже, чем в даты проведения обысков. Это наводит на мысль о том, что кто-то проводил с материальными носителями и с самой информацией некие манипуляции ещё до осмотра материального носителя как доказательства. Раз там размещали какую-то информацию.
Суд – вопреки доводам стороны защиты – даже не удосужился дать какое-то логичное объяснение тому, по каким причинам данные доказательства не соглашается считать недопустимыми. Да и вообще – хоть какое-то объяснение, пусть даже не вяжущееся с логикой. Но – нет таких объяснений. Вообще никаких. Как будто сторона защиты об этом ничего и не сказала. По ситуации с понятыми при выемке документов, суд в одном абзаце высказал позицию, заявив, мол, ну и пусть в протоколе отсутствуют данные об одном понятом, мы же допросили следователя, и он подтвердил, что в выемке реально участвовали два понятых. А раз так – все отлично. Даже непонятно, как такое комментировать. По сути, такой позицией суд даёт отмашку органам следствия – можно косячить как хотите, не соблюдать нормы УПК РФ, потом придете в суд, скажете, что действовали в соответствии с нормами УПК РФ, суд вам поверит и всё будет норм.
Разве что попала в текст приговора мысль судьи об ущербе (кстати, основанная на документе, который фактически не подтверждает размер ущерба). Что же касается остального… то оно даже не отражено в приговоре суда. Как будто ничего и не было вообще. Никогда.
Соответственно, суд принял позицию стороны обвинения. В том числе – и использовал в качестве аргументов те доказательства, которые сторона защиты полагает недопустимыми.
Несколько «мыслей вслух» – в качестве послесловия
Действительно, приговор Александру Харченко как судебный акт состоялся. Провозглашён и «благообразно» облечён в текстовую форму. Но насколько он является (или хотя бы выглядит) доказательным, а потому – справедливым и законным? Вот тут-то возникают вопросы. И некие «художественные образы», аллегории. Типа «колосса на глиняных ногах».
В любом случае, виновность или невиновность лица в совершении вменяемого состава преступления должна быть доказана. Твёрдо и убедительно, подкреплена всеми доказательствами по уголовному делу… А если этого нет? Если нет обоснований того, почему принимаются (в нашем случае – не принимаются) доводы стороны защиты, то о каком – даже формальном – соблюдении требований уголовно-процессуального закона возможно говорить?
И как можно оценивать деятельность суда, если не соблюдаются нормы УПК РФ даже формально? Если даже не вести речь об отказе суда в удовлетворении ходатайств о проведении экспертиз (столь необходимых, хотя бы, для придания убедительности принимаемой точке зрения и, соответственно, приговору), то почему не исследуются (и не оцениваются!) вещественные доказательства, на которых зиждется позиция стороны обвинения? И отказ в проведении исследования доказательств при этом ничем и никак не мотивирован, не объяснён судом…
Если не исследованы вещественные доказательства (а их исследование должно стоять на первом месте в ходе судебного процесса), то исследование всех остальных доказательств должно уже быть на втором и последующих местах. А тут… Главным и основным принципом уголовного судопроизводства является непосредственность: все доказательства непосредственно исследуются в деле.
Если имеются какие-то документы, то их необходимо исследовать с той позиции, какую роль они играют в деле, что доказывают, что подтверждают (или не подтверждают – в других случаях), в том числе – приход какого количества топлива? Кто подписывал эти документы?.. А суд тут заявил: ему, мол, всё понятно. Виновен подсудимый – значит, виновен…
Учтёт ли все эти «нюансы» в деятельности суда первой инстанции суд апелляционной инстанции? Вдумается ли в произошедшее и сделает ли вывод, основанный именно на нормах закона? Вопрос пока открытый…
Оставить комментарий