«Дело Рыбальченко»: следственно-судебное шоу «Вероятное — неочевидное»
Что стоит за попытками выставить сегодняшнего подсудимого убийцей?
Два года в уголовном деле в отношении Дмитрия Рыбальченко, о котором мы уже неоднократно писали, не только ещё не поставлена точка. Напротив, действия органа предварительного следствия, а теперь и суда вызывают всё больше вопросов. После жалобы, направленной матерью подсудимого в адрес и.о. прокурора Приморского края, стоит ожидать, что отвечать придётся, в том числе, – и правоохранителям.
Странные игры в «догонялки»
В обвинительном заключении, с которым было направлено в суд уголовное дело в отношении Дмитрия Рыбальченко, указано время, когда, как полагает предварительное следствие, совершено убийство Анастасии Хроленко. А именно – в период с 18.00 часов 16 октября 2016 года по 01.00 час 17 октября 2016 года. Однако решительно непонятно, как согласуется с таким утверждением информация из детализации телефонных соединений абонента с номером Анастасии Хроленко (соотнесение номера установлено материалами уголовного дела) и абонента с номером, принадлежащим Дмитрию Рыбальченко (эта позиция также зафиксирована в материалах уголовного дела).
Детализация звонков показала, что 16 октября 2016 года абонент Анастасия Хроленко в 19 часов 48 минут 32 секунды пытался дозвониться до абонента Ирины Гришиной (матери Анастасии Хроленко). И в это время Анастасия Хроленко находилась в зоне действия базовой станции сотовой связи, расположенной в селе Покровка, на улице 50 лет Приморья, и находилась там до 21 часа 13 минут 10 секунд. Т.е. до того времени, когда её телефон совершил исходящее GPRS-соединение продолжительностью 23 минуты 35 секунд. По словам Ирины Гришиной, её дочь находилась у них дома – в селе Покровка, на улице 50 лет Приморья.
Буквально через 23 минуты телефонный абонент Анастасия Хроленко «отметилась» на телефонной вышке, что находится в 2 км восточнее села Покровка, а уже в 23 часа 53 минуты 29 секунд – снова зарегистрирована в телефонной вышке неподалёку от дома в селе Покровка.
Что же в этот промежуток времени делал телефон Дмитрия Рыбальченко? Оказывается, что в тот вечер в 21 час 25 минут 53 секунды он был зарегистрирован в телефонной вышке по адресу: село Покровка, улица Карла Маркса, а через неполных шесть минут его засекла вышка в селе Полтавка, на улице Ленина. Там-то он и пребывал, согласно детализации звонков, до 23 часов 00 минут 48 секунд. Уже в 23 часа 32 минуты 25 секунд телефон был зарегистрирован в телефонной вышке, находящейся в селе Покровка, на улице Карла Маркса, и оставался в зоне её покрытия до 00 часов 01 минуты 05 секунд. Последний временной отрезок, как утверждают свидетели, Дмитрий Рыбальченко находился в кафе «Полёт».
Исходя из описанного, можно сделать вывод (никак не стыкующийся с тем, что сделан органом предварительного следствия и впоследствии положен в основу позиций государственного обвинения). А именно – доказать, что Анастасия Хроленко оставалась живой в период с 18 часов 00 минут до 23 часов 53 минуты 29 секунд 16 октября 2016 года. Она перемещалась в пространстве, а в 23 часа 54 минуты 39 секунд у принадлежащего ей абонентского номера базовой станцией в селе Покровка, на улице 50 лет Приморья зафиксировано интернет-соединение длительностью 550 секунд. Это означает, что Анастасия Хроленко находилась в это время либо дома, либо в непосредственной близости от него. Но уж никак не в селе Новогеоргиевка, на что указано в уголовном деле.
Такая ситуация категорически не «вписывается» в обвинение. Логически рассуждая, возможно заключить, что после убийства Анастасии Хроленко её сотовый телефон никак не мог находиться у Дмитрия Рыбальченко. Расположение сотовых телефонов относительно телефонных вышек было различным. Нахождение же этих самых вышек на значительном (более 800 метров по прямой) удалении друг от друга никак не позволяет зонам их покрытия совмещаться.
Сказанное убеждает в том, что утверждение предварительного следствия (а затем – и государственного обвинения) о нахождении телефона Анастасии Хроленко у Дмитрия Рыбальченко является ошибочным, поскольку построено на предположениях, а не на фактических данных. Соответственно, оно не может быть положено в основу обвинительного приговора суда.
Соцсетей загадочный… «улов»
Косвенным свидетельством невиновности Дмитрия Рыбальченко (или, по крайней мере, невиновности во вменяемом ему убийстве Анастасии Хроленко в период с 18.00 часов 16 октября 2016 года по 01.00 час 17 октября 2016 года) может быть названо ещё одно «виртуальное» доказательство.
В материалах уголовного дела имеются данные о том, что 17 октября 2016 года на принадлежащую Анастасии Хроленко персональную страницу в социальной сети «Одноклассники» был совершён вход в 14 часов 32 минуты. При том, что погибшая пользовалась двумя электронными устройствами – сотовым телефоном и ноутбуком, а телефон для входа в интернет в это время не использовался (в исследованной судом и упомянутой ранее детализации телефонных соединений за дату 17 октября 2016 года GPRS-соединений зафиксировано не было), то предположение о возможности для кого-либо использовать с целью выхода в интернет телефона начисто исключено. Даже если допустить, что логин и пароль персональной страницы Анастасии Хроленко были бы в нём сохранены.
Как полагает Наталья Рыбальченко, мама Дмитрия Рыбальченко, подсудимого по этому делу, обращая внимание прокуратуры Приморского края на данное обстоятельство, с ноутбука Анастасии Хроленко «не мог быть осуществлён вход» 17 октября 2016 года на персональную страницу погибшей. Её ноутбуком могли пользоваться только два человека – сама Анастасия и её малолетняя дочь (в тот момент находившаяся в детском саду). Вход в ноутбук какого-либо стороннего человека исключается, поскольку устройство было защищено паролем, известным только самой Хроленко. Кстати, ноутбук Анастасии Хроленко вообще из квартиры никто не выносил, пока его не изъял следователь… Конечно, если знать IP-адрес и другие сведения, то возможно было бы установить данные о лице, входившем на персональную страницу Анастасии Хроленко. И в связи с этим сторона защиты ходатайствовала перед судом о направлении собственнику соцсети «Одноклассники» соответствующего запроса, но суд счёл ходатайство необоснованным и отклонил его.
Как защищать, не защищая?
Столь же труднообъяснимым видится подход суда к рассматриваемым доводам сторон, если обратить внимание на отказ защите в получении доказательств того, что Анастасия Хроленко могла быть живой по состоянию на 19 октября 2016 года и что она пользовалась электронными устройствами для выхода в интернет – вплоть до этого времени. Эта версия была выдвинута адвокатами Дмитрия Рыбальченко и не опровергнута обвинением, что позволяет заключить: предъявленное обвинение не является обоснованным и основанным на фактических материалах дела.
В пользу выдвинутой адвокатами версии о том, что Анастасия Хроленко оставалась в живых вплоть до 19 октября 2016 года, говорят данные, полученные в процессе оперативно-розыскных мероприятий. «Снятие информации с технических каналов связи» производилось правоохранителями с двух телефонов – тех, что принадлежали Анастасии Хроленко и Дмитрию Рыбальченко. Из рассматриваемых сведений вытекает, что телефонный аппарат Хроленко находился в сети до названной даты: на него и с него осуществлялись телефонные соединения – входящие и исходящие. Одно из них (датировано 17 октября 2016 года) имело продолжительность 9 секунд, а другое (19 октября 2016 года) – 5 секунд. Но (!) заявленные стороной защиты ходатайства о вызове в суд и допросе принимавших эти телефонные звонки с телефонной трубки Анастасии Хроленко лиц суд также отклонил. По каким таким причинам – неизвестно.
Как гособвинение с экспертизой не «договорились»…
В тексте обвинительного заключения по уголовному делу в отношении Дмитрия Рыбальченко – вслед за формулировками из самого дела, говорится о том, что фигурант использовал в качестве орудия преступления заранее приисканную верёвку, накинул её жертве на шею и стал производить удушение. Потом нанёс не менее девяти ударов по голове тупым тяжёлым предметом, совершил не менее одного наезда на тело Анастасии Хроленко автомобилем, после чего сбросил труп в реку Раздольная с моста близ села Новогеоргиевка.
Сторона защиты сочла, что при таком описании действий очевидна их избыточность. При этом из речи гособвинителя на процессе так и не ясно, чем же подсудимый руководствовался, что им двигало при совершении перечисленных действий. Мотив преступления так и остался в тумане.
При всём при том очень показательны замечания экспертов, исследовавших найденное в реке тело Анастасии Хроленко. Несмотря на длительность времени, какое труп находился в воде, и произошедшие гнилостные изменения, странгуляционной борозды на шее обнаружить не удалось. А выявленные на подъязычной кости повреждения сгибательного характера могли иметь совсем иную природу и не являться следствием удушения жертвы верёвочной петлёй. Причиной такого рода повреждений вполне могло быть ударное воздействие в область шеи Анастасии Хроленко.
С двумя экспертами, высказавшими приведённые выше выводы, не согласилась группа из трёх экспертов из Владивостока: эти исследователи описали характер повреждений подъязычной кости Анастасии Хроленко как разгибательный, из чего вытекает возможность её удушения.
При этом в тексте заключения, представленном комиссией экспертов и положенном в основу обвинения, не исключается начисто возможность образования повреждений на подъязычной кости Анастасии Хроленко как результата ударного воздействия в область её шеи.
Сомнения экспертов, как показал ход судебного процесса, никоим образом не повлияли на позиции государственного обвинения и суда: эти участники безапелляционно приняли заключение об удушении как единственно верное. Но с этим никак не может согласиться сторона защиты, поэтому она привлекла в установленном законом порядке независимых специалистов. Один из них, говоря обобщённо, — светило медицинской науки из Сибири. Другой – видный московский специалист по судебно-медицинской экспертизе, руководитель некоммерческой экспертной организации. Обоих специалистов ознакомили с заключениями всех проведённых по делу медицинских экспертиз, оба они были допрошены в судебном заседании. Выводы же таковы: странгуляционной борозды обнаружено не было, при вскрытии зафиксировано два перелома подъязычной кости, что эксперты и специалисты расценили как возможное последствие ударного воздействия в область шеи; исследование косвенных признаков и механизма образования иных повреждений привело экспертов и специалистов к выводу о возможности образования их прижизненно. Поэтому можно говорить о заявлении гособвинителя, что причиной смерти Анастасии Хроленко явилось удушение при помощи верёвочной петли, лишь постольку, поскольку именно в такой версии был уверен следователь, который вёл расследование уголовного дела. Не более того.
Однако суд проигнорировал доводы специалистов. А когда сторона защиты Дмитрия Рыбальченко указала на противоречия в заключениях экспертов и заявила ходатайство о проведении повторной и дополнительной комиссионной экспертиз, то суд необоснованно отказал в удовлетворении ходатайств и ограничился допросом уссурийского эксперта. А тот пояснил, что никаких противоречий в заключениях якобы нет, а по поводу разночтений в оценке природы происхождения переломов вообще списал их на возможность своей ошибки. Насколько возможно после этого доверять проведение экспертизы такому исследователю – вопрос, пожалуй, риторический. Хотя другое обстоятельство – отказ суда от удовлетворения ходатайства стороны защиты, настаивавшей на исследовании подъязычной кости, — выглядит достаточно непонятным. Даже с учётом того, что в описании упаковки данного вещественного доказательства в материалах уголовного дела имеются существенные различия.
При такой «разноголосице» в выводах экспертов и заключениях специалистов весь объём информации был представлен для оценки суду.
«Кровавые» страсти: правда и домыслы
Будучи в полной уверенности в том, что так всё и происходило на самом деле, государственный обвинитель на судебном процессе утверждал о нанесении Дмитрием Рыбальченко множества ударов твёрдым тупым предметом по голове Анастасии Хроленко (маленький нюанс: этот предмет так и остался не установленным следствием), а затем – имитации дорожно-транспортного происшествия. Проще сказать, наезда на жертву автомобилем «Тойота Королла».
Однако (вот незадача для прокуратуры!) собранные по делу и исследованные судом доказательства никак не вяжутся с высказываниями гособвинителя. Если учесть, что 26 октября 2016 года был проведён осмотр места происшествия, то в том месте, где (по предварительно полученным следствием данным) якобы было совершено убийство, не оказалось ни следов, похожих на кровь, ни обрывков одежды – ровным счётом ничего, — то вызывает неподдельное сомнение само утверждение о преступлении.
Укрепиться в скептической оценке помогает другое обстоятельство. В документах судебно-медицинской экспертизы (они датированы 28 августа 2017 года и имеют номер №29-8/12-Д/2017) говорится следующее: «Прижизненное образование множественных ушибленных ран головы и формирование переломов черепа всегда сопровождается обильным наружным кровотечением, а неоднократные ударные воздействия по окровавленной поверхности твердым тупым предметом формирует разбрызгивание крови…».
Если соотнести с данным замечанием содержание протокола от 26 октября 2016 года, то важно отметить факт применения специального устройства – источника экспертного света, позволяющего обнаружить на поверхности следы крови. В ходе такого осмотра следов преступления правоохранители не обнаружили.
Документально зафиксировано – и судебно-медицинскими экспертами, и осматривавшими место предполагаемого преступления сотрудниками Следственного комитета РФ, и полицейскими, – что причинение телесных повреждений жертве Дмитрием Рыбальченко путём использования «не установленного следствием предмета» исключается. Отсутствие следов крови и на автомобиле, и на месте предполагаемого убийства – вопреки утверждению стороны обвинения – тоже много что значит.
В материалах уголовного дела и по данным, оглашённым уссурийским экспертом при допросе в суде, нет ничего и о тех телесных повреждениях, которые могли бы появиться на теле Анастасии Хроленко в результате переезда её тела легковым автомобилем.
Если следствие упорно настаивает на том, что после убийства Анастасии Хроленко Дмитрий Рыбальченко приехал в село Покровка на автомобиле и там проводил время в кафе «Полёт» на виду у множества людей, то они (явные свидетели!) сообщили суду об опрятном внешнем виде Дмитрия, спокойном и уравновешенном поведении. Ничего не выдавало в нём того, что за несколько минут до появления в кафе он мог бы с кем-то бороться или даже кого-то убить.
По секрету – всему свету…
Очень показательным видится одно обстоятельство, на которое не могла не обратить внимания мать Дмитрия Рыбальченко. Обращаясь в прокуратуру Приморского края, она указала на то, что сторона защиты в ходе судебного следствия показала и доказала: не позднее 22 октября 2016 года в социальных сетях в интернете была опубликована информация об убийстве Анастасии Хроленко. При этом не только названа конкретная дата, когда было совершено преступление (а именно – 16 октября 2016 года), а также способ совершения (удушение верёвкой с последующим сбрасыванием тела с автомобильного моста в районе села Новогеоргиевка). Более того, кроме текстового сообщения, огласке преданы кадры оперативной съёмки, на которых запечатлён следственный эксперимент с участием Дмитрия Рыбальченко. Логически напрашивающийся вопрос о тайне следствия так при этом и остался риторическим.
Важно понимать, что как следствие не билось, но установить точное время наступления смерти Анастасии Хроленко так и не удалось. Но, поскольку реальный убийца уже знал всё то, что обнародовали правоохранители (даром, что ли, они раструбили о придуманной ими версии?), то, столь же естественно, он был осведомлён и о задержании подозреваемого, и о месте и способе сокрытия трупа. Соответственно, оглашённая информация оказалась убийце на руку: он сбросил тело в реку Раздольная после задержания Дмитрия Рыбальченко. Одного только действительный преступник не учёл – способа убийства, что может быть использовано при его изобличении.
Обвинение не выдерживает критики
Приведённые выше данные позволяют сделать достаточно категоричный вывод: предъявленное Дмитрию Рыбальченко обвинение не соответствует тем требованиям, которые к нему предъявляет закон. О какой же совокупности исследованных судом доказательств можно вести речь, если они не подтверждают предъявленное подсудимому обвинение? Ведь «правдивость» показаний Дмитрия Рыбальченко – не более чем самооговор, сделанный под воздействием физического и психического давления, оказанного на него сотрудниками правоохранительных органов. О давлении на них со стороны следователя и полицейских заявляли и многочисленные свидетели. А что – суд? А ничего: ни на одно из таких заявлений не последовало какой бы то ни было реакции. Все обращения – как в пустоту.
При этом стоит обратить внимание на то, что сторона защиты в ходе работы по уголовному делу проработала две дополнительные версии гибели Анастасии Хроленко, но их не сочли нужным исследовать ни орган предварительного следствия, ни даже суд.
Поведение сотрудников правоохранительных органов (вернее, их отношение к исполнению служебных обязанностей) тоже даёт повод усомниться в их добросовестности. Ведь как можно оценить действия того же старшего следователя Межрайонного следственного отдела по Октябрьскому району Следственного управления СК России по Приморскому краю Александра Цоя, который с таким рвением взялся было за расследование уголовного дела, а когда дошло до проведения очередного следственного эксперимента «по горячим следам», то он 22 октября 2016 года бросил подследственного в автозаке и поспешно уехал в Уссурийск? Что, ему помешал адвокат по соглашению Игорь Шарманов? Тот следственный эксперимент так и не был проведён.
Как, впрочем, и иные, если их, конечно, планировало следствие. Вступление в дело адвокатов по соглашению, что ли, помешало?
Немалых трудов стоило стороне защиты опровергнуть версию о том, что последним, с кем общалась по телефону Анастасия Хроленко, был Дмитрий Рыбальченко. Ведь с упорством, если не упрямством, достойным лучшего применения, следователь препятствовал ознакомлению защитников с диском, который содержит такие сведения. Впору говорить о том, что укрытие от адвокатов неоднократного нахождения телефона погибшей в сети вплоть до 19 октября 2016 года – это не какая-нибудь малозначительная оплошность следствия. На это, в частности, указывает тот факт, что в числе абонентов, с которыми и во входящем, и в исходящем режиме происходило соединение телефона Анастасии Хроленко, был и телефон абонента с номером, принадлежащем оперуполномоченному уголовного розыска ОМВД России по Октябрьскому району Александру Никулину. Последний на вопрос об этом, прозвучавший в ходе судебного следствия, проговорил о том, что «в детализации что-то напутали». Но насколько возможным видятся вообще факты соединения, если в материалах уголовного дела на тот момент говорилось о сгоревшем телефоне (разумеется, вместе с SIM-картой)? Может, напутал кто-то другой? Что же получается: или телефон Анастасии Хроленко никто не сжигал, или мать её опознала в обнаруженных в кострище остатках нечто иное?
Очень пристального внимания заслуживает то обстоятельство, что Дмитрий Рыбальченко указывал в ходе следствия на видеокамеры, которые могли зафиксировать приезд его вместе с Анастасией Хроленко в село Покровка, а также те, что установлены в кафе «Полёт». В суде подсудимый указал, что оперуполномоченный Никулин просматривал эти записи в его присутствии (это происходило 18 октября 2016 года в здании ОМВД России по Октябрьскому району). Но в дальнейшем эти видеозаписи куда-то исчезли: они не только не были приобщены к уголовному делу – в материалах даже нет упоминания о них. Что это – случайность? Или халатность, т.е. уголовное преступление? Или злонамеренное уничтожение доказательств невиновности подследственного?
Когда суд задал Александру Никулину вопрос по данному факту, оперативник ничего лучшего не мог произнести, как сказать про то, что «не помнит» о дальнейшей истории видеозаписей, что это «их недоработка». Стоит полагать, что видеозаписи не подтверждали проработанную правоохранителями версию об убийстве Анастасии Хроленко Дмитрием Рыбальченко. А потому и были спрятаны или даже уничтожены. Или всё обстояло как-то иначе?
По какой такой причине суд проигнорировал различие в описании повреждений подъязычной кости погибшей разными экспертами, а предпочёл ограничиться допросом одного лишь эксперта? Что побудило суд отклонить не только вызов другого эксперта и даже проведение дополнительных экспертиз? Неужели опасение того, что столь «старательно» проработанная версия о совершении убийства именно Дмитрием Рыбальченко рассыплется подобно карточному домику?
Стоит ли полагать намеренными действиями суда отсутствие внимания к заявлениям свидетелей о давлении на них со стороны следствия, о сокрытии протоколов допроса, о подлоге документов и подделке подписей под документами?
«Скользких» мест в нашумевшем деле об исчезновении Анастасии Хроленко – слишком много. Немало и вопросов о том, насколько законными являлись действия правоохранителей в процессе расследования, да и насколько отвечает интересам именно правосудия деятельность суда… Кто ответит? И что…
Оставить комментарий