Гособвинение в стиле «рэп», Или судебная «гонка» с уголовным преследованием по «делу Харченко»

Похоже, что прокуратуре и суду мешают порой «преграды» в виде норм УПК

Когда «марафон» становится похож на «спринт»…

Многомесячная история с судебным процессом, в котором подсудимой является индивидуальный предприниматель Мария Харченко, кое в чём всё больше напоминает какой-то странный забег. По длительности – марафонский, а по темпам (что особенно становится заметным с не очень давних пор) – едва ли не спринтерский. А, если учесть поведение участников судебного процесса в виде судьи Октябрьского районного суда Амурской области Александра Лавриненко и представителя прокуратуры Октябрьского района Олега Татаурова, – то тут возможно усмотреть и элементы бега с препятствиями.

В самом деле, поданное в Октябрьский районный суд заявление об отводе прокурора (автором такого послания является подсудимая Мария Харченко) возникло не на пустом месте. В УПК РФ есть норма (статья 274), определяющая порядок исследования доказательств в судебном процессе. Закон чётко и однозначно указывает, что первой представляет доказательства сторона обвинения, а потом исследуются доказательства, представленные стороной защиты. Это один аспект рассматриваемой проблемы.

Второй аспект связан с применением другой нормы уголовно-процессуального закона (она закреплена в статье 240 УПК РФ). Смысл её заключается в том, что все доказательства по уголовному делу в судебном разбирательстве подлежат непосредственному исследованию, за исключением случаев, предусмотренных разделом X уголовно-процессуального закона. Суд заслушивает показания подсудимого, потерпевшего, свидетелей, заключение эксперта, осматривает вещественные доказательства, оглашает протоколы и иные документы, производит другие судебные действия по исследованию доказательств.

Казалось бы, всё ясно и понятно, достаточно вразумительно. Но, как показала практика в нашем конкретном случае, – не для всех.

Спешка нужна при…

Окончание этой расхожей фразы – у каждого своё. Хотя вряд ли соотносимое с прокурорской и, тем более, судебной практикой. В том же заявлении об отводе прокурора Мария Харченко вполне логично и обоснованно задалась вопросом о том, чем руководствовался представитель государственного обвинения в ходе судебного заседания.

Действительно, 8 ноября 2022 года Олег Татауров представлял суду письменные доказательства путём простого перечисления названия соответствующих документов, со ссылками на тома и листы уголовного дела. При этом представитель прокуратуры не раскрывал содержание данных доказательств, не указывал, какое доказательственное значение несёт в себе то или иное письменное доказательство. Поэтому впору задаться вопросом: возможно ли говорить о непосредственном исследовании доказательств, как того требует УПК РФ, когда доказательства лишь перечисляются, а не анализируются, не оцениваются? При таком подходе, с каким столкнулась Мария Харченко, искажалась суть исследования доказательств с участием сторон в судебном заседании. Да и вообще, темп перечисления документов в исполнении Олега Татаурова, наверное, стал чем-то походить на «читку» рэпа – быстро и не всегда из-за скорости разборчиво.

Весьма показательна статистика, приведённая подсудимой в упомянутом выше заявлении: в судебном заседании от 16 мая 2022 года было исследовано 96 листов дела; в заседании от 18 мая – 187 листов дела; в заседании от 6 июня – 30 листов дела; в заседании от 30 июня – 23 листа дела; в заседании от 5 июля – 41 лист дела; в заседании от 12 июля – 71 лист дела; в заседании от 14 июля – 51 лист дела. То же, что произошло 8 ноября 2022 года, – это «суперолимпийский» рекорд: более 1500 (полутора тысяч!) листов письменных доказательств за одно заседание, которое продолжалось около трёх (!) часов. Вы что-нибудь где-либо встречали?!. Рэп да и только!

Особо показательным в этом отношении видится «анализ» двухтомной бухгалтерской экспертизы. По воспоминаниям Марии Харченко, при публичном оглашении содержания первого из томов представитель прокуратуры ещё позволял себе зачитывать названия документов, что-то (насколько важное и нужное – второй вопрос) «выхватывать» из содержания. А когда добрался до второго, то, раскрыв том, произнёс нечто вроде: «Ну, здесь много разных документов». После чего закрыл этот том и не удостоил вниманием ни один из этих «разных документов»… Ну, не профанация ли это? Не издевательство ли над правосудием?

Дополняет описанное выше замечание, которое изложено Марией Харченко в заявлении об отводе прокурора. На том же, 8 ноября 2022 года, судебном заседании государственный обвинитель (очевидно, не боящийся того, что его голос бесстрастно запишет диктофон секретаря судебного заседания) позволил себе несколько высказываний в адрес подсудимой, которые свидетельствовали о предвзятости его отношения к ней и о наличии неприязни к ней. Неужели и после этого возможно говорить о какой-то объективности в ходе судебного процесса, о состязательности сторон и даже об уважении человеческого достоинства представителем государственной структуры? Или у нас – не суд, а судилище? И те, кто попал на скамью подсудимых, – «по определению» уже «кандидаты в зеки»?

Если посмотреть на то, как в дальнейшем Олег Татауров себя повёл, то он не только не раскрыл подсудимым и стороне защиты значение представляемых стороной обвинения доказательств в условиях состязательности процесса; не только нарушил принцип состязательности сторон, но и продемонстрировал явное неуважение к участникам процесса и предвзятое отношение к обвиняемым. И все перечисленные обстоятельства никак не побудили государственного обвинителя самостоятельно устраниться от участия в производстве по данному уголовному делу. Видимо, требования части 1 статьи 62 УПК РФ, требующей так поступить, для Олега Татаурова – лишь барьер на беговой дистанции, который нужно перепрыгнуть и бежать дальше.

Однако трудно пока понять и другое. А именно: зачем и кому нужна эта «гонка» судебного процесса, даже не «поверхностное» рассмотрение доказательств, а фактически их игнорирование? И когда – на том этапе, когда формируется даже уже не обвинение – приговор как финальный судебный акт? Вот что интересно…

Весьма показательно отношение суда и представителя гособвинения к рассмотрению и оценке такого доказательства, как данные программы «Автограф». Эти сведения позволяют отследить, какие именно автомобили и по какому именно маршруту перемещались. Т.е. указывают направления движения конкретных транспортных средств, а значит, они фиксировали, куда же именно и какие бензовозы двигались, куда могло деться «пропавшее» топливо (в хищении которого обвиняется Мария Харченко). Что касается представителя прокуратуры, то он что-то как-то обозначил, и из сказанного трудно было уловить что-то определённое. А суд… Судья Александр Литвиненко заметил, что прокурору виднее, какие доказательства представить в качестве обвинения. Т.е. фактически «благословил» такое поведение представителя ведомства.

Понятно, что для полноты картины (и судебного протокола) важно отразить, кем и когда, в присутствии каких понятых тот или иной документ составлен. Но суть исследованных документов представителем прокуратуры не обозначена. Как же понять сторону обвинения, которая, по сути, уклоняется от изложения этого самого обвинения? И от изложения тех доказательств, на основе которых она это обвинение строит? А как воспринять позицию суда? Как потворствование стороне обвинения?..

Налицо – явная цель ускорения судебного процесса, несмотря на явные и почти не скрываемые попытки быстро всё рассмотреть, пусть даже в нарушение всех процессуальных норм.

Улита едет. Куда, как и зачем?

Вопрос о последовательности действий в ходе судебного разбирательства достоин отдельного рассмотрения. Но не только в теории (в нормах УПК РФ), а на практике (в данном конкретном случае, о котором мы ведём сегодня речь). И даже не только и не столько о том, что Октябрьский районный суд Амурской области уже битых полгода никак не может дождаться явления… нет, не Христа народу, а потерпевшего Антона Матвеева (генерального директора ООО «БЕНЗО-ТРАНЗИТ») – в судебный процесс по делу Марии Харченко.

Раз этот участник судебного процесса всё никак не может доехать в судебное заседание, то что-то суду приходится предпринимать.

Понятно, что не от хорошей жизни судья Александр Ливиненко уже вынужден был видоизменять порядок исследования доказательств (правда, в чём пришлось убедиться, не озаботившись уведомить на этот раз других участников процесса). На судебном заседании 8 ноября предполагался допрос потерпевшего, и именно на это были настроены и Мария Харченко, и её защита. Но случилось непредвиденное: потерпевший опять не приехал (и все заготовленные для него вопросы оказались невостребованными), зато появились в судебном заседании два свидетеля.

Чуть отвлекаясь, можно заметить: всего в рамках рассматриваемого уголовного дела проходит порядка 60 свидетелей. И для того, чтобы обстоятельно с ними поработать в ходе судебного заседания, сторонам процесса необходимо какое-то время на подготовку. Упомнить все обстоятельства, все реплики свидетелей, нашедшие отражение в материалах многотомного дела, едва ли под силу любому адвокату, будь он хоть семи пядей во лбу. А хороший «экспромт» (не только на эстраде, но и во время судебного процесса) требует хорошей подготовки.

Насколько продуктивным и результативным может быть допрос «с листа»? Этот вопрос, наверное, впору назвать риторическим. Тем не менее, Марии Харченко и её защитникам удалось в какой-то мере провести линию защиты. Даже не успев обстоятельно подготовиться к такому повороту событий.

«…Значит, это кому-нибудь нужно»?

Знаменитые слова известного в прошлом поэта на этот раз (возможно, в очередной раз) приходится сопровождать вопросительным знаком. И это неслучайно. Ибо складывается всё более стойкое восприятие тенденциозности, однобокости судебного процесса. Направленности на обвинение Марии Харченко.

Такое впечатление, что судебная система всё более уподобляется элементу репрессивной машины государственных органов. При действии этого механизма совершенно не важны ни человеческие судьбы, ни возможность справедливости, законности и подлинного правосудия. А то, что механизм такой может (и это – далеко не «теория») оказаться исполнителем воли тех или иных заказчиков, которым «мешают» конкуренты по бизнесу, да и просто порядочные люди, – в этом можно убедиться буквально на каждом шагу. При такой «тенденции» велик риск того, что путь от подозрения до возведения подозреваемого на плаху может оказаться беспредельно коротким. Неужели именно в этом – предназначение современного российского правосудия?!.

А пока складывается впечатление, что у гособвинения и суда стоит одна задача — поскорее посадить Марию Витальевну за решётку. Поэтому никто там не удосуживается (хотя бы формально) соблюдать даже подобие норм УПК РФ: никто не зачитывает доказательства, как это полагается, непонять как свидетели вызываются — не предупреждая сторону защиты, кого и когда вызовут. Видимо, стоит конкретная задача — процесс максимально ускорить, отбросив все нормы УПК РФ в сторону…