01.Дек.2019«Кнут и пряник» Закона об адвокатуре
Почему от введения новелл скорее выиграют не потенциальные доверители, а представители власти?
Не так давно в «Новой адвокатской газете» был размещён материал адвоката Адвокатской палаты Владимирской области Максима Никонова, в которой он дал оценку одной из новелл, с которой вскоре могут столкнуться все адвокаты.
Речь идет о вызвавшем бурную дискуссию в адвокатском сообществе запрете на судебное представительство для адвокатов, лишённых статуса по следующим основаниям:
— вступление в законную силу приговора суда о признании адвоката виновным в совершении умышленного преступления;
— неисполнение или ненадлежащее исполнение профессиональных обязанностей перед доверителем;
— нарушение КПЭА;
— незаконное использование и (или) разглашение информации, связанной с оказанием квалифицированной юридической помощи доверителю, либо систематическое несоблюдение установленных законодательством РФ требований к адвокатскому запросу.
Вот, что обо всём это говорит Максим Никонов:
— Первопричина появления указанных поправок также понятна: борьба с практикой, когда лицо, лишенное статуса адвоката (скажем, за грубейшие нарушения даже минимальных стандартов защиты по уголовным делам или в связи с мошенническими схемами работы c доверителями) продолжает судебную практику, но уже в статусе юриста-представителя. Однако благую цель по «очистке» судебного представительства от «молчунов», «несунов» и прочих «обещалкиных» законодатели пытаются достичь, на мой взгляд, сомнительными средствами.
Во-первых, запрет на профессию по своей юридической природе просто не может быть шире, чем вход в эту профессию, – иначе получается, что «отнимается» то, что адвокатура не давала – право на ведение дела в качестве представителя. Пока же по буквальному смыслу поправок лицо, сначала ставшее адвокатом, а затем утратившее статус не по собственному желанию, лишается права не только на адвокатскую, но и на юридическую практику в судах.
Во-вторых, запрет на судебное представительство вводится в условиях участившегося уголовно-правового давления на адвокатов. Достаточно вспомнить уголовные дела против Сергея Юрьева, Лидии Голодович, Андрея и Михаила Зломновых, Михаила Беньяша, Оксаны Кебайер, Максима Загорского… Напомню и чуть более раннее дело в отношении адвоката Владимира Дворяка, осужденного за якобы «разглашение тайны следствия» и оправданного только Верховным Судом Хакасии.
При существующих стандартах доказывания по уголовным делам вряд ли у кого-то остаются сомнения в том, что при особом желании и творческом подходе сотрудников правоохранительных органов, усомнившихся в «разумности и справедливости» адвокатского гонорара, усмотревших «преступный умысел» в консультировании доверителей или готовых выступить «потерпевшими» в деле по ст. 318–319 УК РФ, доведение адвоката до обвинительного приговора имеет, мягко говоря, ненулевые шансы. В связи с этим думается, что, вводя норму о запрете на судебное представительство, законодатель дает правоохранителям тем самым удобный и эффективный механизм, позволяющий избавиться от «неугодных» адвокатов не только в конкретном деле, но и на будущее. Даже если этот механизм не всегда будет срабатывать, рычаг давления, которым можно грозить адвокатам, все равно остается.
Все это volens-nolens создает охлаждающий эффект именно для тех адвокатов, которые не боятся «закусываться» с силовиками, судами, местными властями и т.п. В итоге от новелл выиграют не потенциальные доверители (заботой о которых обосновывались поправки), а представители власти.
В-третьих, законодатель, приняв такую поправку, оказал адвокатуре «медвежью услугу» и с точки зрения репутации. Теперь юристы, взвешивающие «за» и «против» получения статуса адвоката, разумно и обоснованно сочтут, что риски остаться без профессии перевешивают выгоды от обладания адвокатским статусом. Тем более странно эти поправки выглядят на фоне разговоров о том, что «все флаги в гости будут к нам»: и без того спорная идея об адвокатской монополии реализуется с «санкционного» конца, а не с «благоприятственного» начала.
Разумеется, с теми, кто утратил статус за нарушения, связанные с неисполнением или ненадлежащим исполнением обязанностей перед доверителем, за мошенничество под видом «обещания результата за отдельную плату», взяточничество и прочие деяния, ситуацию необходимо разрешить.
Однако это не должно напоминать лечение головной боли при помощи гильотины (под которую, как упоминалось, при существующем положении дел может попасть и адвокат без мигрени, вызывающий напряжение у процессуальных оппонентов). Считаю, что регулирующее воздействие вполне могло бы касаться самого ценного, что есть у практикующего юриста, – его репутации: достаточно создать публичный реестр адвокатов и юристов с указанием судимостей (как действующих, так и погашенных), а также оснований, по которым статус адвоката был прекращен. В этом случае потенциальный доверитель смог бы самостоятельно проверить бэкграунд юриста и выбрать, к кому обращаться за юридической помощью.
Пожалуй, негативный эффект поправок о запрете на судебное представительство несколько смягчает только то, что их планируется ввести в силу 1 марта 2021 г., – к тому времени ситуация вполне может развиться по Ходже Насреддину: или ишак, или падишах…
Фото с сайте Максима Никонова
Оставить комментарий