«Остановите безумие»: «назначение» отца на роль «педофила» в Уссурийске очень похоже на «отжим» имущества

«Перераспределение» семейного имущества, похоже, проводится за счёт уголовного дела

Уссурийская драма продолжительностью в год

Действительно, время – скоротечно, и уже минуло 12 месяцев (даже больше) с тех пор, как Геворг Д. оказался под следствием и даже очутился в СИЗО, будучи обвинённым в тяжком преступлении. Таким, которое в обиходе (порой – не очень-то разобравшись) соотносят с педофилией. Хотя было ли деяние преступным и, тем более, насильственным – ясности так и не прибавилось. Супруга Геворга (к настоящему времени – бывшая), Юлия М., и её мать (в относительно недавнем прошлом – тёща Геворга), Т., практически в унисон твердят: да, было. Сам Геворг и все, кто его знает не понаслышке, категорически это опровергают: не тот он человек, чтобы совершить такое. Напомним, историю о том, как Геворг был «назначен» на должность «педофила», где якобы жертвой является его собственный пятилетний сын, уже неоднократно описывалась нами в статьях «Отцовская любовь» стала «криминалом»: в Уссурийске из отца пятилетнего мальчика хотят «вылепить» образ «педофила»?, «В чём искать патологию – в проявлениях отцовской любви или в действиях следствия и суда?», «А может, виной всему – развод?», Или любящий папа может остаться в СИЗО в статусе «педофила»» и «Следственно-судебные «правила любви» порождают вопросы».

Хотя, если следовать логике закона, быть обвинённым и оказаться виноватым – это далеко не одно и то же. Тем не менее, тяжесть деяния, вменяемого в вину Геворгу – очевидна, а потому следствие (вслед за ним – и суд) непреклонны: мерой пресечения остаётся содержание под стражей. Со всеми, так сказать, вытекающими отсюда последствиями.

За истекшее время уже состоялся бракоразводный процесс. Решается (вопрос только: каким образом и в чью пользу) проблема раздела имущества между экс-супругами. Казалось бы, обычная схема действий. Ан-нет!..

Арестант – заложник ситуации?

Нахождение под стражей – это не только ограничения в плане территории, где оказавшийся в неволе человек загнан в рамки некой территории, пространства, некоего (причём жёстко ограниченного) периметра. Связь с «волей», получение какой-либо, и то – ограниченной в объёме и времени, информации – только через защитника (адвоката). Участие в каких-либо параллельно протекающих процессах, в том числе – судебных, если до того доходит, – сведено к минимуму.

В такой ситуации оказался и Геворг Д. И выяснение позиций, решение вопросов даже при разделе имущества после расторжения брака, не говоря уже о каком-то общении с малолетним сыном (якобы жертвой преступления, из-за которого он был водворён в казённое учреждение), – всё это не просто психически угнетает, но и фактически лишает возможности искать и находить доказательства, общаться с людьми, добиваться справедливого и законного решения спорных вопросов. Уж чего-чего, а вопросов накопилось немало.

Уголовное преследование – средство решения имущественного спора?

В том, что происходящее и производимое в отношении него, зрелого годами и разумом мужчины, напоминает какую-то дикую фантасмагорию, Геворг уже, наверное, и не сомневается. Иначе с какой целью его бывшая супруга вкупе с её же матерью чуть ли не из кожи вон лезут, чтобы отправить его «далеко и надолго»? Заодно и лишить не только возможности общения с сыном-дошкольником, но и обрести имущество, этим женщинам не принадлежащее или принадлежащее лишь отчасти?

Как в таких условиях возможно воспринять (не только и не столько эмоционально, а с точки зрения норм права) то – не побоимся этого слова – давление со стороны Юлии М., которое Геворг Д. ощутил после возбуждения в отношении него уголовного дела? Очевидно, понуждение бывшего супруга к признанию всех её исков, дополнительных многомиллионных «хотелок», фактическое завладение квартирами на улицах Первомайской и Пушкинской в Уссурийске, гаражом, двумя автомобилями (Toyota C-HR и Тoyota Land Cruiser Prado) – всё это следует понимать как некую компенсацию за какие-то «нежности и ласки»?

Фактически безвыходное (для Геворга) положение было использовано Юлией в максимально полном объёме, для чего она (можно понять и так) ввела в заблуждение представителя экс-супруга, а потом, подписав «мировое соглашение», оставила бывшего муженька едва ли не «без штанов». При этом ни о каком равенстве долей в подлежавшем разделу имуществе не могло быть и речи: её доля превышала ту «половину», которая доставалась Геворгу аж на 8 млн рублей.

Возможно ли делить «неделимое»?

Вопрос о том, что далеко не всё имущество могло и должно было подпасть под раздел между бывшими супругами, едва ли представлял какую-то тайну для бывшей жены Геворга.

Для приобретения автомобиля Toyota C-HR он вынужден был занимать деньги у приятеля, в связи с чем такое имущество находилось под обременением. Из-за нахождения в СИЗО долг возвратить не представилось возможным по сей день.

Под раздел попали две квартиры в Уссурийске. Одна квартира была приобретена на те средства, которые дала Геворгу его мать после продажи квартиры в Армении и переезда её в Россию. Ввиду тяжести перенесённой возрастной женщиной болезни вообще стоял вопрос о возможности получения уссурийской квартиры Геворгом по наследству. И в этом жилье проживают родственники Геворга. Вторая квартира была приобретена в ипотеку самим Геворгом и, даже несмотря на то, что он сегодня находится в СИЗО, он обязан выплачивать за неё деньги. А гараж, оформленный на Юлию М., бывшая его супруга вообще не включила в список имущества, подлежащего разделу после расторжения брака.

Получив желаемое, она заявила о «замораживании» мировой, что означало: право Геворга на общение с сыном откладывается на неопределённо долгий (если не на бесконечно долгий) срок. Материальный «прессинг» дополнился психологическим. Если не сказать «психотравмирующим».

Мысль об этом видится весьма логичной, поскольку требование Юлии М. о выселении из квартиры больной матери Геворга Д. вполне убедительно доказывает, что для таких людей действует старое жестокое правило: цель оправдывает средства.

«Худой мир» или ««добрая» ссора»?

При таком раскладе событий вполне логичным представляется, что, вынудив бывшего супруга подписать «мировое соглашение» (якобы гарантирующее условия общения его с сыном), Юлия М. фактически навязала ему кабальные, неравноправные, условия. И, как показали дальнейшие события, не очень-то торопилась выполнять свою часть обязательств, прописанных в этом «соглашении».

Налицо – достаточно очевидная угроза, с которой столкнулся Геворг Д. Вполне соотносимая с той, которая возникает перед человеком, подвергшимся вымогательству. И побуждающая, очевидно, к отмене кабальной сделки, каковой может быть признано пресловутое «мировое соглашение», которое преподносилось как условие для совместного – Геворгом и Юлией – совместного воспитания и содержания их общего ребёнка.

Хотя… предположения о каких-то совместных планах, наверное, едва ли могут сбыться. Адвокаты, осуществляющие защиту Геворга Д., уже не раз и не два убеждались в той открытой неприязни, даже ненависти, которую испытывают Юлия М. и её мать – и к самому Геворгу, и к его родственникам. Да и кто поручится, что «в пылу чувств» не появятся какие-то новые, даже абсурдные, не имеющие ничего под собой, кроме изощрённой (или даже извращённой) фантазии, обвинения в каких-то смертных грехах?

Кстати, важный момент. Переговоры о мировом соглашении проходили с семьёй Юлии и с нею самой в конце 2023 года. Геворгу тогда помогли дальние родственники, которые готовы были внести ещё какие-то деньги, чтобы вопрос «отцов и детей» решился мирно. Чтобы уголовное преследование было прекращено. Но, видимо, когда Юлия осознала, что больше никакого имущества у Геворга нет – вдруг у следствия появляется некий «второй эпизод» «криминальных деяний» отца. И никто не хочет видеть очевидного: тяжёлый развод супругов, раздел имущества, открытый конфликт. Общение с ребёнком тоже стало элементов «торга» между отцом и матерью. Неужели в этом нельзя увидеть мотив того, что Геворга могут оговаривать?