Следственно-судебные «правила любви» порождают вопросы

07.Окт.2024

Ещё не признан виновным, но уже не на свободе

Поздний ребёнок – проблема для родителей?

Живущий в Уссурийске Геворг известен многим. Прежде всего как бизнесмен, как представитель армянской диаспоры в городе. Да и тот факт, что семья у него сложилась далеко не в юные годы (бракосочетание состоялось тогда, когда ему «случилось под 40 лет)», – это тоже не из категории семейных или каких-то иных тайн. Как, впрочем, и некоторые особенности отношений, вышедшие далеко за рамки брачных ввиду резонансного их характера. Едва ли Геворг мог предположить, что, делая предложение стать женой – Юлии – и сочетаясь с ней законным браком 29 марта 2014 года, он 20 марта 2018 года он ощутит радость долгожданного отцовства, уже относительно вскоре ощутит всю горечь сопутствовавших обстоятельств. И – есть ли в том, что эти самые «обстоятельства» навалились на него гранитной глыбой, – в этом пыталось разобраться следствие. А теперь разбирается (или ведёт всё по «накатанной» — к обвинительному приговору? – Прим. Ред.)  и суд.

Для тех читателей, кто – «не в теме» – или кто забыл эту историю, скажем, что после рождения сына (и это, фактически, в один голос, утверждают родственники Геворга) этот человек выражал заботу о маленьком и родном ему человечке так, как мог выразить свою отцовскую любовь. И ласку – такую, которую считал приемлемой для родителя, который никак не мог нарадоваться тому, что появился малыш, которому (как виделось, особенно, – поначалу) продолжателем рода и, возможно, того занятия, того дела, которому посвятил свою жизнь и деятельность он сам. Ведь, как ни крути, пятый десяток лет – годы не такие уж молодые, и восприятие жизни и окружающих людей – вполне зрелое и адекватное…

Но случилось всё так, как того не мог ожидать ни сам Геворг, ни родственники по его линии: проявление им отцовской любви (по крайней мере, есть основания говорить именно об этом) привело его – сперва в кабинет следователя, а оттуда – в места предварительного заключения, ввиду ареста.

Нелепая случайность, недопонимание или злой умысел?

Обвинение, выдвинутое Геворгу, просто не укладывается в мозгу. Следователь Следственного отдела по городу Уссурийск Следственного комитета РФ по Приморскому краю полагает, что отец мальчика (на сегодняшний день – уже 6-летнего) совершил с сыном уголовно наказуемую гнусность. Преступление против половой свободы малолетнего. По крайней мере, такая позиция правоохранительной структуры, разделяющей точку зрения… супруги Геворга, Юлии, и её ближайших родственников. Поцелуи, которыми отец награждал ребёнка – без разбора  мест на теле, к которым взрослый мужчина прикасался губами, имеют не  какой-то иной, а именно извращенческо-сексуальный подтекст. А строится обвинение на том, чтó оказалось записанным Юлией на камеру её телефона. Как это отметил в обращении на имя председателя Приморского краевого суда Игоря Попова сам Геворг, речь идёт о видеозаписи разговора между, с одной стороны, Юлией, а с другой – Геворга с сыном. И во время этой беседы (стоит обратить внимание на то, что запись производилась Юлией без звука!) отец «засунул руку в трусы своего ребёнка исключительно с целью проверки его состояния здоровья!!!» По словам Геворга, «такие действия каждый родитель многократно и ежедневно совершает с целью проверить, не замёрз ли, не описался ли, не ощущает ли иного дискомфорта ребёнок». Комментируя свои действия, Геворг высказал мысль о вероятности (её доля, как считает он, весьма велика) того, что подобное действие он предпринял именно по просьбе Юлии, поскольку в тот момент они находились не рядом. Ситуация виделась Геворгу «обыденной и естественной». Но осознание смысла проведения видеозаписи в беззвучном режиме уже пришло Геворгу позже – именно как указывавшее на «преднамеренный характер её действий». На желание Юлии выдать действия Геворга за имевшие преступный умысел и его реализацию.

Сам Геворг, его родственники и сторона защиты категорически с таким подходом и с такой оценкой не согласны. Если родитель, тем более – возрастной, действительно любит своё чадо и пытается выразить свои нежные чувства, то подобные поцелуи никак не могут и не должны трактоваться как уголовно-наказуемые деяния. Ибо не преследуют целей сексуального или сексуализированного насилия и удовлетворения своих инстинктов именно такого  рода.

Родственники Геворга и, в первую очередь, его мать – женщина солидного и уважаемого (надо полагать, не только в Закавказье) возраста, единодушны в том, что он, Геворг, заботился о сынишке: покупал для него игрушки, гулял с ним, обучал его, выполнял все те обязанности, которые и должны выполнять родители. Т.е. купал его, ходил с ним к врачу, ведь это маленький ребёнок, за которым нужен особый уход  и внимание. Такая оценка действий и поведения Геворга нашла отражение в тех обращениях, которые были направлены в адреса Уполномоченного по правам ребёнка при Президенте РФ Марии Львовой-Беловой, Уполномоченного по правам ребёнка в Приморском крае Ольги Романовой, Уполномоченного по правам человека в Приморском крае Юрия Мельникова.

Так, может, история с предполагаемой виновностью имеет какие-то иные корни, и следует искать источник зла в чём-то другом?

Лиризм и прагматизм – на разных чашах весов

Тот факт, что «конфетно-букетный» период взаимоотношений между Геворгом и Юлией в какой-то момент завершился, не являлся чем-то удивительным: через такое проходят тысячи и тысячи семейных пар. Но далеко не все, тем более – после рождения детей, превращают отношения если не в откровенно «адские», то конфликтные.

Конфронтацию между супругами в нашей истории знающие их люди начали отмечать примерно весной 2023 года. Об этом же в обращении к председателю Приморского краевого суда Игорю Попову писал и сам Геворг. При этом он отмечал, что полностью обеспечивал семью, пытался создать все необходимые условия для жизни, оберегал жену и ребёнка, также приобрёл недвижимость, всей семьёй ездили на отдых за границу. Словом, делал всё, чтобы были счастливы и супруга, и сынишка. Но… начало конфликтов случилось – в  марте 2023 года, и попытки «всё уладить и сохранить семью», предпринятые Геворгом, разбивались, словно волны о скалу. Ибо Юлия «подала иск в суд о расторжении брака, взыскании алиментов, разделе имущества». Сильно изменилась и сама: по наблюдениям Геворга, «стала более вспыльчивой, эмоциональной», «проявляла явную ненависть и неприязнь» – как к Геворгу, так и его родственникам.

Несколько отступая, уместно обратить внимание, по меньшей мере, на одну, но важную деталь. Ту, которую выделила в своих посланиях в различные инстанции его мать. Она отразила, что в 2017 году продала свою 3-комнатную квартиру в Армении и переехала в Россию, чтобы быть ближе к сыну. Вырученные деньги передала ему для покупки недвижимости в РФ (так была приобретена квартира в Уссурийске, на улице Первомайской). Оформление квартиры на имя Геворга было намеренным шагом, поскольку его мать на тот момент была серьёзно больна и подумывала даже над тем, что недвижимость могла бы быть в случае её смерти унаследована сыном. Что же касается отношений с невесткой, то они «не сложились» изначально. Видеться «по праздникам» – это одно, но о близости, доверительных и тёплых отношениях как-то не приходилось.

Весьма показательно и другое (этот момент нашёл в обращениях матери Геворга, в том числе – в адресованном Уполномоченного по правам ребёнка при Президенте РФ Марии Львовой-Беловой, да и другим имеющим высокие должности чиновникам). Мать Геворга, ссылаясь на слышанное от сына, понимала возможную подоплёку конфронтации с Юлией. Супруга Геворга давала понять, что «хочет отсудить у него всё имущество», включая купленную квартиру. Действительно, всё указывало на то, что «высококонфликтный развод с разделом имущества, перетягиванием ребёнка каждым на свою сторону, в один момент вышел за рамки межличностных отношений между супругами». В подтверждение такой мысли мать Геворга отметила, что ей «начали поступать угрозы» (только не удивляйтесь!) от матери Юлии. Ибо писала она матери своего зятя о том, что посадит его в тюрьму…

Вот, и получается, что вошедшая во многие байки анекдоты тема нелюбви между тёщей и зятем приобрела в нашем случае далеко не фольклорное (ироническое или саркастическое) звучание.

Судебный процесс – не футбольный матч. Но «игра в одни ворота» очевидна!

Нахождение Геворга под стражей (вернее, его содержание там, откуда он по своей воле выйти не может) представляется далеко не случайным, если даже не намеренно уготованным. На это указывает (или, хотя бы, содержит такой намёк) факт, что арест Геворга был произведён не абы когда, а в тот период, когда проходил сложный гражданский процесс: с ним делила имущество уже бывшего на тот момент супруга Юлия. Причём этот делёж происходил именно так, как она того желала и как на то ориентировала судей в своём исковом заявлении. Содержание под стражей и продление ареста – всё именно служило, говоря военным языком, «огневой поддержкой» тех действий, которые предпринимала в тот период Юлия.

Нахождение Геворга в СИЗО, невозможность ни полноценно проводить консультации с юристами для обсуждения позиции в гражданском судебном процессе, ни лично участвовать в этом процессе – всё это формирует устойчивое впечатление намеренности действий по его «выключении» из активной жизни. – создаёт максимально возможные предпосылки для того, чтобы Геворг оказался более «сговорчивым» и «уступчивым», «согласным на условия» оппонентов по процессу. Ключевое из них (тут, очевидно, уместно солидаризироваться с позицией матери Геворга) – переход  в её, Юлии, собственность недвижимости, т.е. той самой квартиры, покупка которой осуществлена с использованием вложенных матерью Геворга денег.

Что тут скажешь? «Золотое правило» макиавеллизма – в действии: цель оправдывает средства. И полтысячи лет спустя после его формулирования такое правило Макиавелли «работает» всё с той же жестокой неумолимостью. Не зря же, комментируя поведение представителей судейского сообщества из Уссурийского районного суда мать Геворга заметила: при разрешении этого дела судьями не были учтены ни её интересы, ни интересы её малолетнего внука – сына Геворга, который на тот момент в данной квартире проживал. Дошло дело до того, что мать Геворга даже не вызвали в судебное заседание.

Дальше – больше. В своём обращении Уполномоченному по правам ребёнка при Президенте РФ Марии Львовой-Беловой (оно было написано и направлено адресату в начале октября 2024 года женщина преклонных лет отразила, что её невестка (развод между сыном, Геворгом, и его супругой, Юлией, на  статусе сторон не отражается) подала иск в суд о выселении её из квартиры. Из той самой квартиры, что приобретена на деньги, предоставленные как раз матерью Геворга. На тот момент женщина там проживала вместе с родственниками, в том числе – и  несовершеннолетней племянницей Геворга, фактически вела с ними совместное хозяйство, занималась поддержанием содержания и ремонтом жилища. А что касается «претендентки» на квадратные метры, Юлии, то та «не принимала никакого участия ни в покупке, ни в содержании квартиры». (Уместно также добавить, что иного имущества ни у матери Геворга, ни у родственников не имелось. Зато оказаться «на улице» – представлялся «великолепный» шанс. Воистину, синьору Николло в XVI веке такое, возможно, и не снилось…

В худших (вероятно, итальянских и не только) традициях

Истории было угодно так, что другой представитель Италии, живший (и бесславно завершивший свои дни) в XX веке многими считается автором очень часто цитируемого в наши дни выражения: «Своим – всё, чужим – закон». Впрочем, это – не суть важно, произнёс ли эту фразу Бенито Муссолини или кто-то иной; куда важнее, что некоторые люди и сегодня её используют в качестве принципа и руководства к действию.

Размышления на эти «исторические» темы приходят на ум при попытке осмыслить, кто и чем руководствовался при вынесении судебного акта, закрепляющего позицию об обвинении (читай: возможной виновности) Геворга в совершении тяжкого уголовного преступления, требующего избрать в отношении него меру пресечения в виде содержания под стражей. И – уж простите, мысль возвращает уже не к итальянцам эпох средних веков или новейшего времени истории, а к их предкам из Древнего Рима, – в связи с чем возникают (в который уж раз!) вопросы: «Qui prodest?» и «Qui bono?» – «Кому выгодно?» и «Кому на пользу?»

Как бы  ни казалось всё простым и очевидным, но озвучить эти мысли необходимо. Если даже не пытаться предвосхищать маячащее где-то в туманной или не очень перспективе постановление приговора Геворгу, то почему Уссурийский районный суд с достойной лучшего применения настойчивостью обходит вниманием те факты, что далеко не все и не всё указывает даже на возможность мысли о преступном характере действий обвиняемого, на то, что у него имеется и своё жильё, и что он по жизни – трудяга, а не тунеядец, что он, как мог и насколько возможно долго мог участвовал в жизни сына, что он, находясь в СИЗО, изрядно потерял здоровье, а при наметившейся тенденции – может оказаться вообще больным, лишённым всего и морально раздавленным? Понимают ли всё это председатель Уссурийского районного суда Александр Дондик и председательствующий судья Алексей Кацуба? Вдумываются ли в содержание принципов уголовного судопроизводства, в том числе – статьи 17 УПК РФ?

Да, в этой статье, в части 1, говорится, что «судья, присяжные заседатели, а также прокурор, следователь, дознаватель оценивают доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств, руководствуясь при этом законом и совестью». Т.е. это самое «внутреннее убеждение» не есть что-то аморфное и не имеющее никакой привязки к чему-либо, а имеющее в качестве основы имеющиеся доказательства. А они, как видно, состоят не только из тех, которые выдвигаются в качестве базиса для стороны обвинения. Что же касается остальных доказательств – тут ещё надо посмотреть. Да и учесть бы не мешало. Что же касается «руководства» со стороны «закона» и «совести» – здесь тоже не всё так просто и прямолинейно. Закон, с одной стороны, говорит о том, что сомнения в виновности трактуются в пользу невиновности обвиняемого (подсудимого). А совесть (которая – с другой стороны)?.. Уверенность в её чистоте и непорочности – какая-то неполная, ибо наблюдается какая-то диспропорция: почему-то нередко (и не только в данном конкретном случае) следователи, прокуроры, судьи уже заранее настраиваются, что человек, имеющий процессуальный статус обвиняемого или, тем более, – подсудимого – заведомо рассматривается как виновный, а потому – заслуживающий самого сурового из возможных вида наказания. И тогда и доказательства выстраиваются в соответствующий «порядок» (те, которые не «вписываются» в него – не учитываются и не рассматриваются, если даже не фальсифицируются). Точно так же идёт «отбор» свидетельских показаний. По этой же схеме производится (вопреки требованиям законодательства!) и обоснование содержания обвиняемых под стражей – исходя не из реальных условий и предпосылок, а по аналогии, чуть ли не по «традиции». Поскольку избрание более мягкой меры пресечения видится чем-то противоестественным и потому нереальным.

Логически и по закону

Рассмотрение описанной ситуации побуждает осмыслить действия представителей государства (именно такой статус имеют и сотрудники правоохранительных структур, и прокуроры, и судьи) не только с позиции правовых норм, но даже и с точки зрения логики.

Поэтому есть резон согласиться с матерью Геворга, которая в обращении к Уполномоченному по правам человека в РФ Татьяне Москальковой прямо заявила, что «личные конфликты между бывшими супругами не могут быть основанием для обвинения и заключения под стражу». Услышит ли голос матери чиновница, к которой обращены слова: «Моя душа кричит от боли за невиновного человека, за сына, за любящего отца, за человека, которого посредством обмана и несправедливости хотят лишить семьи и будущего. Шлейф последствий безосновательных обвинений в преступлении такого рода надолго будет тяжким бременем для всей семьи!»? Те же мысли изложены матерью Геворга и в аналогичном обращении в адрес Уполномоченного по правам ребёнка в Приморском крае Ольги Романовой.

Отдельного внимания заслуживает оценка действий судей Уссурийского районного суда при продлении меры пресечения в отношении Геворга. Действия эти, скажем прямо, тоже вызывают вопросы. Были ли при рассмотрении ходатайства о продлении содержания под стражей исследованы материалы дела, личность фигуранта? Ведь, обосновывая необходимость продления срока ареста, суд указывал на то, что обстоятельства, послужившие основанием для избрания меры пресечения в виде содержания под стражу «не изменились и не отпали». Но так ли это? Следствие, как складывается впечатление, «забыли» или «не приняли в расчёт» ни то, что мать Геворга является гражданкой РФ и имеет соответствующее место постоянной регистрации, проживает и имеет в собственности дом в Уссурийске, что родной брат Геворга проживает в Уссурийске, что в этом же городе, на местном кладбище, покоится отец фигуранта уголовного дела. При отсутствии других близких родственников и связей с ними, при перечисленных ранее условиях, искать вариант скрыться где-то за границей – просто нелепо. Тем не менее, следствие упорно продвигает перед судом такую мысль и, в общем-то, находит поддержку. Отсутствие у фигуранта дела заграничного паспорта (его адвокат сдал в подразделение по вопросам миграции) и наличие положительных характеристик от общественных организаций, коллег по бизнесу и ряд других факторов почему-то не вызывает у правоохранителей и судей никакого интереса и, тем более, ответной реакции… Не «вдохновило» суд при избрании меры пресечения и то, что потерпевшие и свидетели – это родственники Геворга, и едва ли уместно говорить и даже думать о возможности каких-то угроз в их адрес или иного давления. Но – нет же…

Нахождение Геворга под арестом не только отразилось на жизни, его собственников и его родственников. Обращаясь к председателю Верховного Суда РФ Ирине Подносовой, а не только к председателю Приморского краевого суда Игорю Попову и председателю Уссурийского районного суда Александру Дондику, он подчеркнул, что ни одна проведённая на стадии предварительного следствия экспертиза не доказала совершение им действий сексуального характера, имеющих общественную опасность. Но это обстоятельство, похоже, так и не побудило следствие (а следом – и суд) усомниться в правдивости действий следствия и стороны обвинения: возможность оговора никоим образом не озвучивалась и не проверялась, как и не выяснялись мотивы, которые бы предопределили такую возможность.

Тот общественный резонанс, который в условиях Уссурийска (не такого уж большого по численности населения города, но и не такого уж маленького и «не существенного» в масштабах региона и, тем более, страны) имеет это уголовное дело, вполне может повлиять на отношение граждан к судебной системе и к судебной власти в целом. Негативно повлиять… И это обстоятельство тоже нельзя сбрасывать со счетов. Нелепость или даже сомнительность – это далеко не та «назойливая муха», от которой возможно просто так отмахнуться. Вряд ли этого не понимает председательствующий судья Алексей Кацуба, уже не раз принимавший решения о продлении срока пребывания Геворга под стражей. Но, если понимание и есть, то каким образом оно отражается на практических действиях?!.

Между тем, продление содержания под стражей волей-неволей создаёт в обществе атмосферу не то что нервозности, а пытается укрепить мысль: если долго подследственный содержится под стражей, то, значит, он виновен. А «давать задний ход» или прекращать расследование, расписываясь в собственном бессилии доказать вину или выполняя указания «свыше» о необходимости «победного» (т.е. с вынесением обвинительного приговора) завершения дела? Это – не в правилах, как правоохранительной, так и судебной систем. Таковы уж современные российские реалии. Не только уссурийские…


Оставить комментарий


Комментарии(0)