«Дело Смолина» в «судебном зазеркалье»: при отсутствии каких-либо доказательств сотрудника завода сделали «посредником» в даче взятки
Где тут логика: взяткополучатель приговорён к 5 годам лишения свободы, а так называемый «посредник» — к 7 годам?
То, что судебная система в Приморском крае (как и во всей России) далека от совершенства, — далеко не новость. Судьи — это люди, а людям свойственно ошибаться. Но всё-таки когда ошибается рядовой гражданин — это ситуация поправимая, а вот ошибка судьи может сломать жизнь, и не одну. И потом не будет возможности «перемотать» ситуацию назад.
Взяточная «ромашка»: «посредник» — «не посредник»
28 марта 2023 года в Первореченском районном суде Владивостока был вынесен приговор в отношении 31-летнего Михаила Смолина – начальника ПТО одного из «дочерних» предприятий «Востокцемента» («Дробильно-сортировочного завода») во Владивостоке. Михаил Смолин был признан виновным по ч.4 ст. 291.1 УК РФ, то есть, в посредничестве во взяточничестве. И приговорён к 7 годам лишения свободы. Забегая вперёд, отметим, что сам взяточник — Сергей Галочкин, бывший инспектор Государственной инспекции труда в Приморском крае, получивший через посредника (не Михаила Смолина, а другого человека) взятку в миллион рублей, получил 5 лет колонии. Наверное, впервые в суде создан такой прецедент, когда взяточник получил срок меньше, чем посредник. Важно отметить и то, что судья Смоленкова, вынесшая столь противоречивый приговор в марте 2023 года в Первореченском районном суде Владивостока, уже месяц, как официально не являлась судьёй этого суда — в феврале 2023 года она получила удостоверение судьи Приморского краевого суда.
Впрочем, всё «дело Смолина» — это сплошное «зазеркалье»: должно быть так, а получилось всё с точностью до наоборот.
В чём же обвиняется Михаил Смолин? Начальнику ПТО дробильно-сортировочного завода, до сих пор входящего в «империю» семьи Пушкарёвых, ставится в вину то, что с 16 марта по 18 марта 2021 года он содействовал тому, что инспектор Государственной инспекции труда (ГИТ) Приморского края Галочкин вымогал взятку с руководства завода, и всё-таки получил её. Правда, сама взятка была передана Галочкину 01 апреля 2021 года без какого-либо участия Смолина. Деньги передавали совсем другие люди через посредника — и фамилия этого посредника была вовсе не Смолин. Сам Галочкин и на следствии, и на суде отрицал, что Михаил Смолин как-то причастен к передаче взятки или к тому, что Смолину было обещано хоть какое-то вознаграждение. Наоборот, в ходе судебного заседания сам Галочкин (в статусе подсудимого) сообщил, что Смолин неоднократно говорил ему, чтобы он (Галочкин) не брал никаких денег!
А началась вся история с того, что в феврале 2021 года инспектор ГИТ Приморского края Сергей Галочкин пришёл с проверкой на дробильно-сортировочный завод и обнаружил там массу нарушений по охране труда. Общий счёт штрафов, который Галочкин мог назначить заводу, составлял 35 миллионов рублей. О чём он сообщил двум людям, которых знал на заводе — Михаилу Смолину и некоему М., который занимал на заводе должность начальника отдела охраны труда. Галочкин, не скрывая свои аппетиты, потребовал от завода 3 млн рублей в качестве взятки. Иначе будет штраф на 35 миллионов и приостановка работы завода, на котором трудился 91 человек. Михаил Смолин и Сергей Галочкин были ранее знакомы: они учились в одном вузе и даже вместе какое-то время работали в Государственной инспекции труда инспекторами. Но Смолин проработал в ГИТ всего пару месяцев. Работа чиновника ему не понравилась, и он ушёл в маркшейдеры. Позже стал начальником ПТО. Были знакомы между собой и Галочкин и М. Видимо, знакомство у них было не совсем «шапочным», если у них были телефонные номера друг друга, вместе они ходили в ночные клубы и в баню, что прямо указывается в материалах дела. И Михаил Смолин, и Сергей Галочкин потом расскажут в суде, что М. сам помог Галочкину найти нарушения на заводе, а уж потом Галочкин потребовал с завода деньги.
А в чём же обвиняют Михаила Смолина? А обвиняют его в том, что Галочкин озвучил ему, что хочет решить вопрос проверки, получив от завода деньги — 3 миллиона рублей «на бочку», а Смолин, придя к управляющему, озвучивал ему, что чиновник хочет брать взятку. Мол, нужно с этим что-то делать, иначе завод остановится и люди останутся без работы. И в том, что на аудиозаписи разговора с замдиректора по экономической безопасности, сделанной в кабинете «безопасника», Смолин сказал, что хотел просто «связать» людей, чтобы они решали свои вопросы без его участия. Позже Смолин давал показания, расшифровывая слово «связать», где он не имел ввиду какое-либо посредничество.
Управляющий К. вместе с тем самым М., которые и вели переговоры с Галочкиным о сумме взятки, в итоге поехали в ФСБ и подписали соглашение о добровольном участии в «оперативном эксперименте», результатом чего стало то, что М. под контролем контрразведчиков передал знакомому Галочкина деньги в размере одного миллиона рублей. Правда, из миллиона рублей 80 тысяч — настоящие, остальное – «кукла», но этого достаточно для того, чтобы задержать посредника и самого Галочкина.
А что Смолин? А к Смолину вообще нет никаких вопросов, потому что он не является участником криминальной сделки — деньги не просит, процент от взятки не получает, никого к передаче денег не склоняет, никаких «бонусов» от всего происходящего не получает. И первые 9 месяцев к Михаилу Смолину нет никаких вопросов — он проходит свидетелем по делу, а взяточник Галочкин сам рассказывает, когда и с кем встречался и что требовал. Казалось бы — занавес, судебная финита для Галочкина и его знакомого, который взялся передать миллион. Ан нет. Через какое-то время следствию, видимо, становится недостаточно жертв в коррупционном деле — и в деле появляется «посредник». Обвинение предъявляют Михаилу Смолину. Ты с Галочкиным общался? Общался. Знал, что он планирует получить взятку? Знал. Говорил об этом с руководством завода? Говорил. — Вот и будешь «посредником»!
И напрасно Михаил Смолин на следствии и в суде озвучивал, что переговоры с Галочкиным о суммах вёл как раз тот самый М., отчасти по вине которого на заводе и сложилась крайне печальная ситуация с охраной труда. Нельзя сказать, что только М. был виновен в том, что на заводе имелось столько нарушений. Но он не смог исправить эти нарушения, что и привело к многочисленным претензиям проверяющего. Кстати, именно М. показал Галочкину те проблемы завода, на основании которых можно было составить десятки актов о нарушении правил охраны труда. И что М. вступил на путь сотрудничества с ФСБ потому, что уже наверняка знал — руководство завода взятки давать не намерено и уже обратилось в «органы» с заявлением.
Получил в итоге Михаил Смолин от служительницы Фемиды Смоленковой (уже имеющей удостоверение не районной, а краевой судьи) приговор в районном суде суровый приговор — 7 лет. В то время, как взяткополучатель Галочкин, отделался пятилетним сроком. Где логика в таких приговорах?
Ошибка следствия, недогляд суда и будущая «коллизия права» в Примкрайсуде?
Редакция нашего издания, знакомясь с документами, имеющими значение для этого уголовного дела, обратила внимание на одну деталь — Михаилу Смолину вменяется оконченный состав преступления по ст. 291.1 УК РФ. То есть, и следствие, и суд посчитали, что с 16 по 18 марта 2021 года он сумел что-то сделать, что и привело к передаче взятки. Только вот следствие так и не смогло доказать, что Михаил Смолин совершил преступление (например, передавал взятку) или склонил директора предприятия к её передаче. Этого нет в материалах дела. Как нет и каких-то оговоренных «бонусов», которые получал бы в случае успеха передачи взятки Михаил Смолин. То есть, и взятку он не передавал, и разговоров о том, что её нужно передать, не вёл, и деньги никому не вёз. Как минимум, следствие должно было вменить при таких обстоятельствах другой состав преступления — покушение на посредничество в передаче взятке, с использованием статьи 30 УК РФ. Ну, то есть, хотел получить процент от взятки, но по каким-то причинам не получил. И хотя даже «покушения» здесь нет, как нет и признания Галочкина о том, что Смолин был «в теме» — достаточно какой-то аудиозаписи, добытой из кабинета «безопасника», — и получите 7 лет. Следствие, видимо, наскоряк «вылепило» из Михаила Смолина «посредника», а суд не удосужился проверить, что признаки вменяемого преступления (оконченный состав) вообще не соответствуют материалам дела. Недогляд суда или…? Похоже, что новоиспечённая краевая судья в своей «финальной» партии работы в «районном» звене просто пошла по следственному «либретто». Но ведь для того и весы у Фемиды — символа суда, чтобы «взвешивать» доказательства, а не «огулом» использовать аудиозаписи (и трактовать слова на них в пользу обвинения) и рассказы перепуганных сотрудников завода, выгораживающих в этой истории самих себя, в качестве доказательств вины? И доказательств ли?
Но есть и ещё одна «мина замедленного действия» в этом деле. Судья Смоленкова, оглашая приговор в Первореченском районном суде Владивостока, уже формально считалась судьёй Приморского краевого суда. Ей даже было выдано соответствующее удостоверение. Вот тут и возникает то, что в юриспруденции называется «коллизией права». Ситуация, когда одна норма закона накладывается на другую и начинает ей противоречить. Судите сами. Теперь приговор Михаилу Смолину, вынесенный краевой судьёй Смоленковой будет пересматривать кто? Правильно — Приморский краевой суд. Только вот вопрос: имеет ли право Приморский краевой суд пересматривать приговор, вынесенный судьёй Приморского краевого суда? Ведь по сути, пересматривать приговор будут коллеги Ларисы Смоленковой по Приморскому краевому суду. Тут есть и «конфликт интересов», и даже основания для отвода всем составам судебных коллегий Приморского краевого суда, поскольку косвенно судьи могут быть заинтересованы в исходе дела, приговор по которому вынесла их же «краевая» коллега. Следовательно, тут уже, возможно, потребуется изменить территориальную подсудность — проще говоря, передать дело на рассмотрение в краевой или областной суд другого субъекта Федерации. Конечно, Приморский краевой суд вправе заявить, что судья Смоленкова по-настоящему ещё не приступила к работе в крайсуде, а значит, всё, о чём мы говорим — пустое. А как быть с неправильной квалификацией «смолинского» дела, в котором вообще ни слова не говорится о том, в чём же выразилось его посредничество и что он получил или мог получить? Похоже, что приморское судебное «зазеркалье», где человек, тот самый М., помогавший чиновнику-взяткополучателю, становится как бы «помощником» правоохранительных органов и сразу получает статус «пожизненного свидетеля», а начальник ПТО, обратившийся к руководству с сообщением о проблеме, вдруг становится «посредником» в получении взятки, окончательно меняет спектр применения уголовного закона. Ну и наказание тоже удивляет: организатор преступления получает срок меньший, чем человек, записанный в его пособники. Может быть, все доказательства по этому делу требуют переоценки в рамках нового слушания дела? Или в рамках доследования?
Оставить комментарий