Прения по «делу Харченко» со стороны гособвинения получились ультракороткими и «бездоказательными»

Проведённые в судебном процессе по делу Александра Харченко прения оставляют повод для размышлений: оказывается, что мнение потерпевших носит «ключевой» характер

Определимся в определениях: назначение и смысл прений

Когда в судебных заседаниях завершается судебное следствие, то следующим – и логически, и юридически – этапом процесса являются прения сторон. Они, как это предусмотрено статьёй 292 УПК РФ, по общему правилу состоят из речей обвинителя; в них могут также участвовать потерпевший и его представитель, а гражданскому истцу, гражданскому представителю и подсудимому предоставлено право ходатайствовать об участии в прениях сторон. Важным представляется тот момент, что последовательность выступлений участников прений сторон устанавливает суд, при этом обязательным является то, что первым выступает обвинитель, а последними – подсудимый и его защитник. Также важно учесть, что (процитируем УПК РФ) «участник прений сторон не вправе ссылаться на доказательства, которые не рассматривались в судебном заседании или признаны судом недопустимыми». Есть и некоторые другие характеризующие судебные прения моменты, хотя основными видятся именно эти. И, естественно, важно понимать: до той поры, пока суд ещё не удалился в совещательную комнату, участники прений сторон вправе представить суду в письменном виде предлагаемые ими формулировки решений, хотя эти самые формулировки «не имеют для суда обязательной силы».

Уместным представляется добавить, что назначение прений как этапа судебного процесса куда более отчётливо может быть воспринято при ознакомлении даже не с формулировками кодекса, а с текстами документов, так сказать, судебной практики. В частности – той, которую наработал Пятый кассационный суд общей юрисдикции. Он указал на то, что стороны судебного процесса дают оценку исследованным доказательствам и излагают своё мнение по существу обвинения и его доказанности, об обстоятельствах, смягчающих наказание подсудимого или оправдывающих его, о мере наказания и т.д. Оценка доказательств предполагает, что указываются и те доказательства, на основании которых сторона обвинения и строит свою обвинительную позицию. Что же касается Конституционного суда РФ, то и он сказал своё слово. Если изложить смысл принятых им документов, то сущность обвинительной функции в состязательном производстве состоит в том, что государственный обвинитель должен излагать доказательства и их оценку как в начале судебного следствия, так и на этапе прений сторон. Это означает, что необходимо прямое участие государственного обвинителя в прениях с анализом всех рассмотренных судом доказательств.

Всё это важно учитывать в конкретных условиях и соотносить с реалиями каждого конкретного судебного процесса. В том числе – и в случае с судебным процессом, по которому проходит в качестве подсудимого Александр Харченко. Если происходило, происходит сейчас, да и может произойти какое-то отклонение от духа и буквы закона, то такая ситуация побуждает, как говорится, бить во все колокола. Игнорировать нормы права не позволено никому и никогда. Однако всё это, как говорится, – теория. А что же – практика?

Гособвинитель Виктор Супрун: штрихи к «портрету». Профессиональному…

Когда судебное следствие по уголовному делу в отношении Александра Харченко подошло к завершению, настала пора провести судебные прения. И первым в них, как того требует уголовно-процессуальный закон, выступал государственный обвинитель. Таковым, как и ранее, в течение определённого времени являлся заместитель прокурора Октябрьского района Амурской области Виктор Супрун. И первое, на что обратили внимание буквально все участники судебного заседания, – более чем краткое по времени его выступление. На изложение позиции государственного обвинения у него ушло ровно 5 (!) минут.

Что за это весьма короткое время можно сделать? В «лучшем» случае – только лишь перечислить в стиле «галопом по Европам» доказательства по делу, отражённые в обвинительном заключении и исследованные судом. При таком сжатом выступлении гособвинителя – уж не до анализа. Увы и ах!

Возникают вопросы и о том, что в судебном заседании исследованы далеко не все доказательства, не все свидетели допрошены, ибо просто-напросто не явились, и их показания в судебном заседании не оглашались. Не оглашены и вещественные доказательства. О части доказательств сторона защиты заявляла как о недопустимых. Часть свидетелей не подтвердила свои показания, которые были даны на этапе предварительного следствия. Стоит ли оценивать всё это как то, что, будучи государственным обвинителем, заместитель прокурора Октябрьского района Виктор Супрун так и не понял задачу и сущность государственного обвинения и своей роли в обеспечении состязательности судебного процесса? Очень даже может быть.

Конечно, мы все помним «крылатое» выражение классика русской литературы Антона Чехова о том, что «краткость – сестра таланта». Но насколько оно применимо к означенному выше «спичу»? Возможно ли суть обвинений изложить в столь сжатом виде, уложившись в такой небольшой временной отрезок, при этом сделать всё доказательно и убедительно?

Понятно, что в тексте выступления государственного обвинителя должны присутствовать «традиционные» для таких выступлений фразы о доказанности вины подсудимого в полном объёме, о том, что имеются доказательства – такие-то и такие-то, и все они рассмотрены и исследованы судом в ходе заседаний. Но у Виктора Супруна всё это получилось как-то не очень убедительно и доказательно: зампрокурора района, говоря о характеризующих материалах, был неконкретен, отсылал к ранее оглашённым и приобщённым судом к материалам дела характеристикам от деловых партнёров подсудимого Александра Харченко.

Гособвинитель не нашёл ничего лучшего, чем высказать мысль в стиле: как, мол, подсудимый «дошёл до жизни такой». Буквально одним штрихом обозначив, как Мария Харченко похитила имущество, а сам Александр Харченко осуществлял пособничество, представитель прокуратуры сослался на результаты допроса свидетелей из Февральска. Чуть отвлекаясь и уточняя, стоит заметить: на момент упоминаемого допроса государственное обвинение поддерживал совершенно другой сотрудник прокуратуры Октябрьского района. А эти самые свидетели из Февральска в ходе судебного следствия даже не подтвердили те показания, которые ранее дали в ходе предварительного следствия. Нестыковочка! А из-за чего? Не от того ли такое случилось, что Виктор Супрун оказался «не в курсе» предыдущей части судебного процесса?.. Но – нет, нимало не колеблясь, он заявил о доказанности вины Александра Харченко «всеми обстоятельствами дела» «всеми обстоятельствами дела» и запросил у суда – вынести наказание в виде лишения свободы сроком 6 лет.

Дьявол кроется в деталях

Расплывчатые, «общие» рассуждения, какими бы гневными они ни были, никак не могут быть основаниями для вынесения приговора. Известное классическое (хоть и не из художественной, а из политической литературы) выражение изумительно точно определяет ситуацию: «Абстрактной истины нет – истина всегда конкретна». И именно в детализации, в точном и безукоризненном следовании фактам, а не эмоциям, содержится вся та фактура, на основании которой и в строгом соответствии с законом должен выноситься приговор. Хоть обвинительный, хоть оправдательный: судебный акт иным быть не может и не должен.

Именно этим определяется подход стороны Александра Харченко к защите – и на этапе судебного следствия, и – даже тем более – в ходе судебных прений. Выступление защитника, построенное именно на основании изложения и анализа судом этих самых подробностей, – в отличие от стороны обвинения – побудило председательствовавшего судью, да и других участников процесса, выслушать адвоката. В течение двух последовательно проходивших судебных заседаний…

Почти 5 часов ушло, вместе с последующими репликами сторон, на изложение позиции стороны защиты. Ведь необходимо, чтобы исследованные судом в ходе процесса доказательства были не только названы, но и охарактеризована роль каждого из них в отдельности и всех их – в совокупности: что именно доказывают эти самые, уж простите за тавтологию, доказательства – виновность либо невиновность подсудимого.

Не финал, но «нелирическое» отступление

О завершении судебного процесса по делу Александра Харченко пока говорить возможно, хотя и более-менее условно: всё к тому идёт, но результаты предвосхищать не будем. Скажем о другом.

В ходе этого процесса (впрочем, в современной судебной практике – не исключительном в своём роде) очень ярко высвечивается роль государственных обвинителей, сотрудников ведомства, именуемого «прокуратурой РФ». И роль эта оказывается весьма показательной. Формально-то – всё в порядке, по закону: на эту структуру законодатель возложил ряд обязанностей, в том числе – и выражать позицию и волю государства, оценку им деяний по отношению к людям, чьи судьбы – опять-таки в соответствии с законом – решает суд. А реально? Если подойти к вопросу критически (когда критика – не огульное охаивание, а взвешенное осмысление и оценка действий или бездействия), то получается… очень нелестная характеристика.

Ни в коей мере не подвергая критике деятельность всей государственной структуры, всё же (выскажем оценочное суждение) попробуем понять логику и смысл действий в конкретном судебном процессе государственного обвинителя Виктора Супруна. По крайней мере, в непрофессионализме его никак не упрекнёшь: за его плечами – многолетний опыт службы в органах прокуратуры, да и возраст – далеко не юнца, хотя и в предпенсионеры записывать его, вроде бы, преждевременно. Что же тогда? Тогда напрашивается «версия» о возможной (очень даже вероятной) перспективе судебного процесса. А именно – заведомо известном вынесении подсудимому обвинительного приговора: мол, всё к тому идёт. Если же так, то можно и не утруждать себя какими-то законодательно требуемыми «формальностями» соблюдения норм УПК РФ, да и Конституции России, требующих от сторон процесса обеспечить соблюдение состязательности, а от суда – независимости.

При таком раскладе, который мы имеем на сегодняшний день, достаточно очевидным представляется: перспектива вынесения оправдательного приговора Александру Харченко видится далеко не безоблачной не только для его оппонентов по судебному процессу, но и для целого сонма представителей государственных служб – и следствия, и той же прокуратуры. Может так статься, что и для судейского сообщества. Вполне конкретных лиц, при статусе и полномочиях.

Вот, и хочется задаться вопросом: «Не оказывается ли такая, совсем не Чеховская, краткость выступления государственного обвинителя проявлением некоего безразличия, равнодушия к исходу не только судебного процесса, но и некоторого периода жизни участников этого «действа»?»

Впрочем, всё это указывает (не настаиваем на этом, а высказываем предположение) на то, что и суд в данном конкретном случае может быть «настроен» на более или менее явную поддержку одной из сторон: конкретно – стороны обвинения. И о требуемой законом «независимости» в таком случае возможно говорить очень даже условно…

Что же выходит «в сухом остатке»? Формализм на грани бездушия, поверхностное отношение к наработкам органов предварительного следствия, невнимательность – это далеко не полный список характерных для немалого количества государственных обвинителей черт, проявляющихся во многих судебных процессах. По сути, такое отношение «работает» не на интересы государства, а даже наоборот… Ну, и как после всего этого возможно относиться к этому самому – якобы «социальному» (по Конституции РФ) государству?..