В чём искать патологию – в проявлениях отцовской любви или в действиях следствия и суда?

Скандальная история уроженца Армении из Уссурийска получает своё продолжение

Бракоразводный процесс с уголовным оттенком

Тот факт, что расторжение брака между Геворгом и Юлией Д., сопряжённое с разделом нажитого в период супружества имущества и с определением места жительства их малолетнего сына, оказался слишком «громким» и – увы! – не слишком частным делом этой пары, читателям уже известен по более ранним нашим публикациям. Впрочем, не составляет тайны (ни семейной, ни следственной) и другое. А именно то, что этот житель Уссурийска оказался под арестом по очень неприятному, если не сказать иначе, поводу: ему вменяется в вину совершение очень «интимного» преступления, которое, как утверждают в своей версии правоохранители из Следственного отдела по городу Уссурийску Следственного управления Следственного комитета РФ по Приморскому краю. Такое злодеяние определяется в данном конкретном случае на языке Уголовного кодекса РФ как «иные действия сексуального характера с применением насилия к потерпевшему, не достигшему 14-летнего возраста», и предусмотрено пунктом «б» части 4 статьи 132 УК РФ. В качестве так называемой «жертвы» пресловутого «педофила» в следственных документах фигурирует… вы правильно догадались: малолетний сын Д.

Заявителем о преступлении выступила (поражаюсь вашей проницательности, любезные читатели) бывшая супруга Геворга, нашлись и свидетели, которые более-менее стройно излагают свои показания и «изобличают злодея».

Такая «странная» она, отцовская любовь…

Действительно, если согласиться с представителями государственных структур – и следственного отдела Следкома, и Уссурийского районного суда, – то в тех манипуляциях, которые оказались зафиксированы в ходе видеозвонка, воссоединявшего (пусть даже дистанционно) разводящихся со скандалами супругов, возможно увидеть разное. Если смотреть на происходившее с разных точек зрения и преследовать при этом разные цели.

Официальная версия деяния в интерпретации правоохранителей и представителей судейского сообщества, вовлечённых в «оборот» процесса, вполне однозначна: прикасаясь к гениталиям малыша, Геворг Д. совершил именно преступный акт. Сам же подследственный (уже более чем 4 месяца кряду пребывающий под арестом – в стенах СИЗО-2) и сторона его защиты убеждены в совершенно ином. А именно в том, что, будучи заинтересованным в здоровом развитии малыша, в том числе – и в полноценном формировании его организма, отец мальчика проявлял таким образом свои родительские чувства заботы и внимания, и ни о каком насилии или даже попытки, тени этого самого насилия, нет и не может быть речи.

Позиция, занятая стороной защиты Геворга Д., сформировалась на основе тщательного анализа фактических обстоятельств дела. А то, что уголовное преследование вполне может быть использованы оппонентами подзащитного в качестве очередного (последнего ли?) инструмента давления на него в ходе бракоразводного и смежных с ним юридических процессов. Постоянные скандалы и ссоры между разводящимися супругами, с ненормативной лексикой, манипулированием и перетягиванием ребёнка – каждым на свою сторону, вовлечение в конфликт родственников – всё это не просто какой-то малозначительный «фон», а видящийся вполне реалистичным и жёстким факт противостояния.

Уместно дополнить, что на тот момент, когда Юлия Д. усмотрела противоправный характер действий бывшего супруга, сын находился с ним, а потому и попал в объектив видеокамеры телефона, по которому осуществлялось общение между его отцом и матерью.

Так кто он, педофил или заботливый отец?

Подследственный Геворг Д. и сторона его защиты настаивают на том, что мужчина ничего, кроме отцовской любви и заботы к своему сыну не испытывал, тяжело переживал развод и раздел имущества, сильно ругался с женой. И никакого сексуального подтекста в его действиях никогда не было, да и быть не могло. Ведь отцом Геворг Д. стал в достаточно зрелом возрасте – в 39 лет, и сын, рождённый в браке, был и остаётся по сей день его единственным ребёнком.

Что же касается Юлии Д., то, получив результаты экспертизы, сторона защиты Геворга Д. смогла убедиться: каких-то искренних материнских чувств на имеющихся видеозаписей его супруга сыну не проявляла, а её действия были направлены исключительно на то, чтобы забрать ребёнка у отца, даже вопреки интересам психофизиологического развития сына. Влияние же на ребёнка со стороны матери, негативно настроенной по отношению к его отцу, вполне естественным образом передавалось и сыну. Даже в силу малолетнего возраста подрастающего человека. Объективность ответов малыша на вопросы следователя вызывает вполне обоснованные сомнения, ибо они носили наводящий характер и не давали возможности выбора между предлагаемым по сути вариантом и какой-то, даже не осмысливаемой в силу малолетства, возможной альтернативой.

Очевидными могут увидеться и причины бездействия следователя, в чьём производстве находится уголовное дело в отношении Геворга Д., и руководства следственного отдела: так и не проведены по настоящее время ни полиграфологическая экспертиза высказываний его бывшей супруги (на ней продолжает настаивать подследственный), ни допросы целого ряда свидетелей, которые находились в момент зафиксированной видеокамерой телефона беседы. И этот видеоматериал так и не приобщён к материалам уголовного дела. Почему – так? Не потому ли, что в результате таких действий может быть получен иной, не согласующийся с обвинительной версией, результат? Если же говорить о том, в связи с чем возбуждено уголовное дело в отношении Геворга Д., то мать ребёнка увидела криминал в поцелуях, которыми одаривал отец малыша. Причём и в том, более давнем, и в другом, случае никакого подтверждения именно преступного характера действий (кроме утверждений матери мальчика) как не было, так и нет.

На этом фоне возникает вопрос (и им вполне обоснованно задаётся сторона защиты Геворга Д.) об обоснованности и даже законности действий следственного органа: кто и каким образом, к чему проверял «причастность» фигуранта уголовного дела в момент ареста (напомним: четыре с лишним месяца назад)? Не потому ли что правоохранители из Следкома России имели в тот момент, а может, и сейчас имеют какую-то заинтересованность в исходе уголовного дела?

Очень неоднозначно выглядит и попытка следствия утверждать об отсутствии социальных связей подследственного в России, ибо подтверждения такого тезиса как-то нет. А ходатайства и гарантийные письма о предоставлении Геворгу Д. жилья, суммы залога, поручительств для избрания иной, чем арест, меры пресечения – почему их стабильно следствие не воспринимает? Не хочет? Или команды не было?

Представители юридической компании, с которой взаимодействует защита, неоднократно убеждались в том, что родственники Геворга Д. никак не видят в нём злодея-педофила, что обвинения в совершении тяжкого преступления – надуманные. А определённые позитивные подвижки в гражданских процессах, в которые вовлечён подзащитный, позволяют надеяться, что уголовно-правовое воздействие на него оказывается явно излишним и бездоказательным.

Стоит, хотя бы вскользь, упомянуть и о том, что и сам Геворг Д. проявлял заинтересованность в решении вопросов о своей судьбе – в декабре 2023 года подал дополнение к кассационной жалобе, адресованное председателю Девятого кассационного суда общей юрисдикции Александру Хижинскому, пытаясь убедить руководителя судебной инстанции в своей невиновности и необоснованности ареста, произведённого согласно постановлению Уссурийского районного суда Приморского края от 26 августа 2023 года. Если между супругами когда и возникали размолвки и даже ссоры, то до преступных действий, тем более – по отношению к малолетнему сыну, никогда дело не доходило. Да и аргументация в пользу версии о «криминале», очень уж она зыбкая, не подкреплённая доказательствами. Усматривать преступные действия в том, что родители, заботящиеся о здоровье маленького ребёнка, делают регулярно и не проявляют при том каких-то сексуальных мотивов, – это более чем нелепо.

Поймёт ли юрист юриста?

Привлечение Геворга Д. к уголовной ответственности и даже его арест, по мнению директора обособленного подразделения ООО «Юридическая компания Перспектива» Андрея Гнитки, имеет и другое значение, чем абсурдность уголовного дела и постановления Уссурийского районного суда об избрании меры пресечения подследственному в виде содержания под стражей. Именно эта озабоченность сквозит в письме руководителя подразделения компании, адресованном председателю Уссурийского районного суда Александру Дондику. Ведь предпринятые судебным органом действия весьма негативно характеризуют позицию суда. Исходя из конкретной ситуации с делами, по которым юридическая компания представляет интересы Геворга Д., возможно говорить даже о падении авторитета судебной власти «ввиду бессовестного и безразличного отношения ряда судей… к исполнению своих служебных обязанностей». И это – совсем не шутка!

Если заботливый и любящий отец касается своего ребёнка, то в таких действиях, не сопровождающихся какими-либо криминальными обстоятельствами, никак невозможно усмотреть преступный характер поведения родителя. И неужели это никак непонятно – ни органу предварительного следствия, ни суду? Или они настолько откровенно демонстрируют свою профессиональную непригодность и некомпетентность, игнорируя и принцип состязательности сторон, и даже здравый смысл, что идут на такие действия? Очень тревожное явление…

Отражают ли эти действия заботу о ребёнке, о его психофизиологическом развитии, если ни следствие, ни суд не удосужились по сей день удостовериться, как малыш себя чувствовал до момента ареста отца и после? Есть в уголовном деле и разные фактические и юридические «шероховатости», которые побуждают к вполне обоснованным сомнениям даже в правдивости показаний законного представителя малолетнего ребёнка.

Юрист Андрей Гнитка не зря обращает внимание на «значительное количество обоснованных заявлений по обжалованию действий следователей и суда». Это лишний раз доказывает непрофессионализм сотрудников следствия и суда, что отражается на позиции тех и других. А то и указывает на «явную некомпетентность» либо «заинтересованность и иные злоупотребления конкретных должностных лиц»…

Поскольку ни одна из сторон процессов, в том числе – судебных, – не оспаривает любовь к ребёнку, то суд мог бы более тщательно подойти к тщательности и объективности проверки и оценки показаний обоих супругов Д. на допустимость и достоверность.

Анализируемое письмо по своему содержанию является дополнением темы, также нашедшей отражение в жалобе на бездействие заместителя руководителя Следственного отдела по городу Уссурийск СУ СК России по Приморскому краю и руководителя этого же отдела, поданной в декабре 2023 года подследственным Геворгом Д. на имя прокурора Приморского края Сергея Столярова. Об этой же проблеме речь шла и в том послании, которое адресовала в региональную прокуратуру мать подследственного Назик Д. (это письмо переадресовано Уссурийскому городскому прокурору, а копия направлена в адрес ВРИО начальника управления защиты прав человека в уголовном процессе аппарата Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации). Но о понимании юристами друг друга, как показывают события недавних дней, говорить довольно сложно.

Продлить… и «никаких гвоздей»?

Непреклонность позиции следственного органа (или упрямство в отстаивании своей позиции, несмотря ни на что и ни на кого?) видна и в том, что 16 января 2024 года подготовлено следователем, в чьём производстве находится уголовное дело в отношении Геворга Д., и одобрено руководителем Следственного отдела по городу Уссурийск Следственного управления Следственного комитета РФ по Приморскому краю Дмитрием Забияченко «постановление о возбуждении перед судом ходатайства о продлении срока содержания обвиняемого под стражей». Из такого документа вытекает, что орган предварительного следствия не проявляет ни тени сомнения в ранее занятой и озвученной позиции, а потому и настаивает на том, чтобы 24 января 2024 года Уссурийский районный суд вновь продлил срок содержания Геворга Д. под стражей. На сей раз – по 24 февраля 2024 года. Такое ходатайство порождено тем, что следствие, хоть и выполнило ряд следственных и процессуальных действий, так и не завершило намеченную программу действий. Не истребовано заключение амбулаторной психолого-психиатрической экспертизы в отношении 5-летнего сына Геворга Д., ему самому – не предъявлено обвинение в окончательной редакции, не составлено обвинительное заключение и не направлено в установленном порядке на утверждение прокурору. Как говорится в известной поговорке, нам бы день простоять, да ночь продержаться… И все аргументы в пользу продления ареста – те же самые, что и изначально, при избрании подследственному меры пресечения. А означает это только то, что содержание под стражей может продлиться полгода с момента ареста.

Новые обстоятельства – новые перспективы? или С паршивой овцы – хоть шерсти клок

Очень показательно в связи с изложенным ранее обратить внимание на некоторые (возникшие, как чёрт из табакерки) обстоятельства, о которых ранее ни словом, ни полсловом в уголовном деле не было и речи. Каким-то немыслимым образом в уголовном деле совсем недавно появился эпизод с неким ружьём, которым фигурант якобы угрожал убийством своей супруге. Столь же загадочным оказывается и ещё один «сексуальный» эпизод, который преподнесён как преступный, хотя даже не имеющий медицинской точности определения. Между тем, именно неточность именно врачебного понимания некоторого нездоровья сына Геворга Д. и породила ошибочность (хотя и внешнее созвучие слов) использованного в заявлении о преступлении термина.

Для чего всё это делается? Очевидно, мы имеем дело с попыткой, когда утопающий хватается за соломинку: авось, хоть какое-то обвинение «прокатит»…

Понимают ли это правоохранители и судьи?..