Материнство как истязание: судебный процесс – пошёл!
Семейный конфликт между несовершеннолетней дочерью и матерью разбирает федеральный судья в Комсомольске-на-Амуре
Многомесячное следствие, включая период дополнительного расследования, завершилось-таки подписанием обвинительного заключения в прокуратуре и передачей уголовного дела в один из районных судов города Юности. Перед судом предстала 51-летняя жительница Комсомольска-на-Амуре, оппонентами в процессе выступают её 16-летняя дочь и законный представитель несовершеннолетней – 49-летний биологический отец девушки-подростка.
Предыстория судебного процесса частично нашла отражение в ряде наших материалов, начиная с размещения статьи «Материнство как истязание, или Ювенальная юстиция от комсомольских следователей». Ещё в феврале этого года. Позднее свет увидели такие публикации, как ««Материнство как истязание»: куда и когда приедет «улита» ювенальной юстиции?», ««Материнство как истязание»: гражданский иск в качестве обвинительного заключения?», ««Материнство как истязание»: следственная «игра в одни ворота»», «Материнство как истязание: противоречивые ответы полиции и запись службы «112» из «ниоткуда»», «Материнство как истязание: потерпевшая жива, попыток суицида не было, но матери «шьют» доведение до самоубийства?».
То, что обвинительное заключение получило «ход» лишь со второй попытки, возможно понять с учётом, деликатно говоря, своеобразия течения и результатов предварительного расследования. Оно осуществлялось одним из следователей Следственного отдела по городу Комсомольск-на-Амуре Следственного управления Следственного комитета РФ по Хабаровскому краю и Еврейской автономной области.
Насколько впечатляющими окажутся на стадии судебного процесса успехи следствия – едва ли это станет достоянием гласности, поскольку судебные заседания проводятся в закрытом режиме (напомним: в качестве потерпевшей выступает несовершеннолетняя). Но даже то, что уже известно до начала разбора обстоятельств федеральным судьёй, уже к этому времени представляет собой весьма непростую картину. Если сторону государственного обвинения и «вдохновил» 60-страничный текст обвинительного заключения, то как его воспринимает и осмысливает судья? Об этом говорить явно преждевременно.
Тем не менее, не вдаваясь в детали, уместно вспомнить о характерных чертах предварительного следствия: оно носило исключительно обвинительный характер; на нежелание следствия выслушивать аргументы стороны защиты указывает даже то обстоятельство, что из более чем двух десятков ходатайств было удовлетворено менее четверти от общего их количества. Целый ряд следственных действий, о которых просила сторона защиты, так и не был проведён; а те действия, что и были проведены, оказывались лишь на уровне необходимых «формальностей». Много вопросов у стороны защиты оказалось и к экспертизам: одни из них не были проведены вовсе, а качество других виделось весьма сомнительным, и в этих вопросах приходилось разбираться надзорным инстанциям – вплоть до Управления Генеральной прокуратуры РФ по ДВФО. А что касается доказательств, их «силы», да и «элементарной» допустимости… лучше не опережать события и не предвосхищать оценку их судьёй.
Весьма показательным (и характерным для данного судебного уголовного процесса) являлось практически параллельное рассмотрение целого ряда гражданских дел, участниками которых выступили практически те же лица (с небольшим различием по составу), что и участники уголовного судопроизводства. К сегодняшнему дню уже завершилась тяжба между бывшим супругом подсудимой и ею самой: другой судья того же районного суда Комсомольска-на-Амуре ещё недавно был озадачен вопросами об удержании и назначении уплаты алиментов между этими бывшими мужем и женой, но самым интересным аспектом в том же деле виделось определение места жительства несовершеннолетней их дочери. Ибо ещё полгода назад, когда девушка-подросток выбирала место жительства в пользу отца, а другая бывшая жена этого мужчины (не первая, которая сегодня находится под судом) давала на то своё согласие, обстановка была другой, чем ныне. А именно: проживание в одной квартире с мачехой для школьницы оказалось достаточно коротким по времени. Случился (буквально через считанные недели!) между ними конфликт – и отец с дочерью отправились искать съёмное жильё, поскольку были в буквальном смысле слова изгнаны из квартиры. При этом «счастливый папаша», имевший до того достопамятного дня хотя бы временную регистрацию по месту пребывания, лишился и такого вкладыша в паспорт, превратившись, по сути, в БОМЖа. Полугодичный срок аренды сегодняшнего жилья истечёт довольно быстро, а вариант продления найма под Новый год – пока не столь очевиден.
Не менее щекотливым видится и другой судебный процесс: между биологическим отцом юной комсомольчанки и его бывшей женой (той самой, которая сменила дверные замки и выставила за дверь вещи экс-супруга и падчерицы) протекает судебный раздел движимого и недвижимого имущества. И когда (и чем!), завершится этот гражданский процесс – вилами по воде писано. Тем ещё менее понятно и то, что же может «перепасть» девушке-подростку в итоге этого «междусобойчика».
Если суд и согласился с доводами стороны – определил место жительства дочери вместе с отцом (пошёл юнице навстречу), то далеко не факт, что в период обучения в выпускном классе она будет иметь сколько-нибудь надёжную крышу над головой. Хотели – получите…
Что же касается уголовного процесса, в котором девушка-подросток имеет статус потерпевшей, то перед федеральным судьёй стоит немало вопросов, в том числе – и о доказательном характере предъявленного подсудимой обвинения. С учётом таких обстоятельств, которые описаны выше, да и характеризующих материалов психологический (да и педагогический, и психиатрический) «портрет» «жертвы» может быть воспринят не столь уж безукоризненно чистым. А потому…
Понятно, что государство декларирует защиту детства, в том числе – и судебно-следственными способами. Но как быть, если подрастающий человек бросает вызов – если не всему обществу в целом, а своей семье, в том числе и даже в первую очередь – своей родной матери? Ведь именно это обстоятельство – главное в судебном процессе. На чьей стороне – правда: то ли дочери, с исступлением утверждающей, что мать её истязала и «ненадлежащим образом» воспитывала, то ли на стороне родительницы, которая заботилась о всестороннем развитии и образовании этой дочери, защищала её от нападок и от дурного влияния других людей, заслужила ряд благодарностей от руководства школы, но – никак не от своей «кровиночки»?
Насколько окажутся доказательными аргументы сторон? Насколько суд окажется независим от эмоций и амбиций следствия, нашедших отражение в виде процессуальных документов?
Именно это сейчас и видится определяющим. Да, наверное, и другое концептуально важно: пойдёт ли суд на поводу у тех, кто так и норовит превратить судебные процессы с участием несовершеннолетних в некие ювенальные «судилища». А ведь от этого, от восприятия роли семьи в обществе, морально-нравственных устоев, и зависит, каково же будет это самое общество. И будет ли оно обществом вообще…
Оставить комментарий